— В Каменной Степи?

— Да, в этом проклятом месте… Наши камеры были рядом. Мы перестукивались по ночам… если его не отправляли в одиночку.

Пол прижал ладонь к своему пылающему лбу.

— Как он? — Этот вопрос прозвучал точно вздох.

— Плохо. — Кэслз вынул из кармана кисет, оторвал листик рисовой бумаги и одной рукой скрутил себе папиросу. — Хуже быть не может.

Как ни храбрился Пол, стон, похожий на рыдание, вырвался из его груди.

— Неужто вам нечего мне сказать? Неужто нет для меня даже проблеска надежды?

— Надежда не живет в Каменной Степи.

Сердце Пола стучало так, что уши его полнились звоном, похоронным звоном. Нет, должно же что-то таиться за непостижимой, зловещей необщительностью этого человека. Он кусал губы до боли.

— Зачем же мне надо было разыскивать вас?

— Ваш старик знал, что я выхожу на свободу. И полагал, что нам надо встретиться. Он сунул мне эту чушь.

Пол взял пачечку бумаг, которую тот ему подал, — помятые клочки, испещренные карандашными каракулями. Но по мере того как он читал и перечитывал неразборчивые строки, пыл его пропадал. Это были лишь стоны, доносившиеся из мрака, без конца повторявшиеся протесты и сетования, свидетельство страданий, ножом вонзавшееся в сердце, и никаких новых данных, ничего, представлявшего собою реальную ценность. В полном унынии он поднял глаза на Кэслза, за все это время не утратившего своей холодной невозмутимости.

— Так, значит, вы ничем не можете помочь мне?

— Зависит от того, какой помощи вы от меня ждете, — неторопливо ответил Кэслз, затягиваясь папиросой.

— Вы знаете, чего я хочу! — страстно выкрикнул Пол. — Спасти несчастного, который заживо погребен вот уже пятнадцать лет.

— Из этой могилы не встают.

Вне себя Пол закричал:

— Я вытащу его оттуда! Он не виновен… и я это докажу… Я найду настоящего убийцу.

— Никогда. — Голос Кэслза звучал высокомерно. — После пятнадцати лет у вас нет ни малейшего шанса. Настоящий убийца может быть за тысячи миль отсюда. Может жить под другим именем, с новыми документами или умереть. Это безнадежно.

Он дожидался, пока смысл его слов дойдет до Пола, не сводя с него своих желтых глаз, внезапно подернувшихся туманной дымкой.

— Почему вы не идете по следам реального убийцы… того, кто загубил Мэфри?

— Кого вы имеете в виду?

— Я говорю о человеке, который был его обвинителем.

Пол вскочил, как ужаленный. Задыхаясь, выдавил из себя:

— Бога ради, кто вы такой?..

Настала мучительная пауза. Медленно, безразлично — безразличие все время было его маской — тот, другой, ответил:

— Я не таюсь. Я был осужден за растрату. По крайней мере с этого началось. Я нуждался только в минимальной снисходительности… в малой толике времени, чтобы собрать и вернуть деньги. Я молил о ней… во время слушания дела. И что же? Меня приговорили к семи годам каторжных работ.

Оба долго молчали. Затем Кэслз продолжал:

— Как видите, мы с вами одной веревочкой свиты. Вот почему, наверно, Мэфри и подумал, что нам надо встретиться. Своим несчастьем мы обязаны одному и тому же человеку. Но мы так мягкосердечны, что ничего не предпринимаем.

— А что мы должны предпринять?! — в отчаянии воскликнул Пол.

Он уронил голову на руки, не в силах дольше нести бремя безнадежности. Но ровный голос продолжал:

— Вы никогда не встречали этого джентльмена?

— Нет.

Кэслз коротко рассмеялся.