— Верно, — подтвердил тот.

— Тогда вот что я вам скажу, — произнесла Катя. — Не все желания надо исполнять. Ни свои, ни чужие.

— А я думал, что желание любимой девушки — это закон.

«Любимая девушка» посмотрела на него, как на сумасшедшего. Точно так же взирал на них на всех и каменный Достоевский, устало сидящий на постаменте. Москва сильно изменилась с тех пор.

— В два часа мы должны быть у Останкинского пруда, — напомнил Оператор. — К этому времени вам неплохо стать хотя бы приятелями. А то ваши конкуренты вырвутся вперед. Не исключено, что кто-то уже превратился в любовников… Народ шустрый.

— Что же делать? — тревожно спросил Алесь, поглядывая на Достоевского. Тот молчал.

— Поступок, — вновь напомнил, подсказал Оператор. — Три, а то и больше каких-то необычных, любовно-безумных поступка. Вот слабо тебе сейчас взобраться на памятник и признаться оттуда в любви к Кате? А я буду снимать снизу. Ракурс хороший, света много.

— Сразу — в любви? Нет, залезть к классику на колени я могу, но речь толкану другую — о международном положении и угрозе глобализма. Можно чего-нибудь о птичьем гриппе, на худой конец.

Алесь решительно пошёл к постаменту, но Катя снова остановила его:

— Стоп! Совсем уже идиот, что ли?

Парень вернулся к девушке, расстроенно произнёс:

— Ну и напарница мне досталась! Ничего нельзя. Ты, девочка, в каком классе-то учишься? Не в седьмом?

Теперь пришла очередь расстроиться-рассердиться Кате.

— Я… я уже университет заканчиваю. Пятый курс, заочно.

— Надо же! По виду не скажешь. Может, и работаешь даже?

Она молча кивнула, не желая с ним больше разговаривать.

— И где, если не военная тайна? Не в программе космических полетов детей-вундеркиндов на Марс? Я буду ждать твоего возвращения.

Катя фыркнула, но всё же едва заметно улыбнулась.

— Мне двадцать один год, — сказала она. — А работаю я — здесь.

И указала на Главную библиотеку Москвы. Оператор продолжал деловито и отстраненно снимать.

6

На большом плазменном экране мельтешили, перебивая друг друга, Шоумен и знойная Актриса, очень сексуальная, правда, не первой свежести. Продюсер наблюдал за всем происходящим в студии по телевизору. Он находился в своём огромном кабинете один.

— …Наши любимые пары расползлись по городу, как тараканы! — кричал Шоумен; кажется, он просто не мог говорить тихо — должно быть, начинал орать с утра, едва открывал глазки.

— Но все они пока находятся в пределах Садового кольца, — добавила Актриса. — И наши операторы внимательно за ними наблюдают, записывают каждый жест и слово.

— А скоро — в два часа — все они вновь соберутся вместе — возле нашего Останкинского пруда, откуда мы поведем прямой репортаж!

— И покажем вам первые кадры — что же они успели натворить за отпущенное им время.

— Я думаю, это будет — нечто! Фантазии нашим милым обезьянкам не занимать! — вновь закричал, заёрничал Шоумен. — К нам уже поступает информация со всех фронтов. Пока боевые действия идут с переменным успехом.

— Ведь любовь — это та же война, её добывают в сражении, — дополнила Актриса. — Вспомним Ромео и Дездемону…

— А также Капитанскую дочку и Дубровского. Но, родная, ты как всегда ошиблась: Дездемона была с Отелло, а Ромео душил Джульетту.