Затем я обзвонил все четыре музея. В Смитсоновском институте в Вашингтоне отделом монет и медалей заведовал джентльмен со скрипучим голосом и трудной фамилией, пишущейся через дефис. Он подтвердил, что никель 1913 года был подарен институту миссис Р. Генри Норвеб в 1978 году и с тех пор хранится в его нумизматической коллекции.

– Он у нас в постоянной экспозиции и привлекает всеобщее внимание, – сообщил он. – Посетители млеют от восторга, глазея на монету. Еще бы: у нее такой красивый серебристый блеск, но в остальном монета ничем не отличается от прочих пятицентовиков с головой статуи Свободы. И рисунок у нее с точки зрения нумизматики ничем не примечателен. Я понимаю, когда спорят о художественных достоинствах четвертака со статуей Свободы в полный рост или золотой двадцатидолларовой монеты с рельефом Сент-Годенса, но этот никель... Что еще привлекает людей? Почтенный возраст, ничтожное количество сохранившихся экземпляров и, разумеется, множество связанных с ней легенд. Народ охает и ахает над бриллиантами, но кто на самом деле отличит их от шлифованного стекла? Во всяком случае по виду? Что конкретно вас интересует в связи с нашей монетой?

– Мне хотелось убедиться, что она еще у вас.

В трубке раздался сухой смешок.

– У нас, у нас!.. Мы еще не настолько обеднели, чтобы тратить последние центы. Да и много ли теперь купишь на пятак? Так что пока подержим этот никель...

Дама из Бостонского музея изящных искусств заявила, что никель чеканки 1913 года с изображением головы статуи Свободы поступил в их собрание вскоре после войны и с тех пор занимает одно из почетных мест на стендах музея.

– Это чрезвычайно ценный нумизматический экспонат, – четко, словно читая каталог-путеводитель, говорила она. – Мы гордимся тем, что он находится в Бостоне.

В том же духе высказался о третьем никеле помощник директора Музея наук и промышленности в Цинциннати, где он хранился с середины тридцатых годов.

– Последние годы мы деаквизировали значительную часть нашего собрания монет, – сказал он. – Мы решились на этот шаг в связи с финансовыми проблемами, а также из-за того, что монеты так возросли в цене, что их суммарная стоимость стала непропорционально велика по сравнению с их научной и выставочной ценностью. У нас даже раздавались голоса в пользу ликвидации нашей монетной коллекции, как мы это сделали с марками, хотя наш филателистический раздел всегда был более чем скромен, а никель чеканки 1913 года – главный экспонат нашего музея. У нас нет планов расставаться с ним, мне, во всяком случае, о них неизвестно. Никель пользуется необыкновенным успехом у посетителей, особенно у детей. Вполне вероятно, что его разглядывают как раз в эту минуту.

Никель номер четыре принадлежал Музею исторического общества в Балтиморе вплоть до прошлого года – вот что сообщила мне женщина, чей выговор указывал на то, что родом она из мест, лежащих гораздо южнее Балтимора.

– Это была наша единственная ценная монета, – сказала она. – Вообще-то мы в первую очередь заинтересованы в приобретении предметов, связанных с историей нашего города, однако люди нередко передают нам личные ценные вещи, и мы их с благодарностью принимаем. Этот никель хранился у нас много лет, стоимость его значительно возросла, и некоторые начали поговаривать о том, чтобы выставить его на аукционе или продать какой-нибудь родственной организации. Затем одно филадельфийское учреждение, специализирующееся исключительно на нумизматике, предложило нам обменять монету на портрет Чарлза Кэр-рола из Кэрролтона работы Копли.

Она длинно объясняла, что Чарлз Кэррол, родившийся в Аннаполисе, был членом Континентального конгресса, что его подпись стоит в числе других под Декларацией независимости и что впоследствии он стал сенатором Соединенных Штатов.