Данные этнографии свидетельствуют о том, что каннибализм был широко распространен среди древних людей. В некоторых африканских культурах он встречается и поныне.

Человечество, цивилизуясь, постепенно избавлялось от варварских потребностей. В мифологии Древнего Египта говорится о том, что богу Озирису принадлежит честь вывода людей из «полудикого состояния, когда они ели друг друга». Известный психоаналитик К. Юнг полагал, что так называемые инициальные обряды древних людей, символизировавшие переход из подросткового возраста во взрослую жизнь, несли в себе также элемент осознания и преодоления в себе животного, людоедского, по сути, начала. Туземцы восточно-африканского побережья до сих пор воспринимают мужчин, не прошедших через обряд обрезания, как полуживотных. В их представлении есть нечто сходное с современными психологами, полагающими: если человек не осознал свою животную сущность (которая включает в себя и людоедство), то она в итоге оказывается преобладающей и чревата прорывом в самых «неадекватных» формах. Считается, что каннибалистические элементы присутствуют в человеческой природе, но в цивилизованной культуре они не реализуются, а, так сказать, символизируются. Самый простой пример символизации — широко распространенное обращение к ребенку: «Такой хорошенький, так бы и съела тебя…»

Как показывает практика, даже люди с высокоморальными качествами обычно с трудом делают выбор между противоестественным каннибализмом и жаждой выжить. Чувство голода, случается, побеждает. В некоторых случаях причиной, бросающей человека «вниз» по эволюционной лестнице, оказывается психическая болезнь. К примеру, через Центр имени Сербского прошло немало шизофреников, убежденных: если они съедят человека, то приобретут какие-то особые качества. То есть руководствуясь теми же мотивами, что и аборигены, съевшие некогда адмирала Кука…

Но наибольшую опасность, по мнению специалистов, представляют те из окружающих нас людей, которые в силу своей эмоциональной неразвитости совершенно не способны видеть в других таких же людей, как они сами. В группу риска входят бомжи, живущие рядом с нами алкоголики. Для многих из них та грань, которая отделяет человека от животного, уже пройдена.

Вернемся к З. В принципе его патологическую опасность для окружающих вполне можно было бы «просчитать» раньше, полагает А. Ткаченко. Наш «герой» родился и вырос в неблагоприятной семье, родители его практически не воспитывали. Из шестого класса его отчислили за неуспеваемость. Среди сверстников он авторитетом не пользовался, рано начал пить горькую. Возможно, уже тогда у него сформировалось острое чувство собственной ущербности и потребность выместить на ком-нибудь свою злость «на весь мир». Как он сам признался, уже в подростковом возрасте любил душить кошек, сперва приводя их в ярость. При этом ему нравилось смотреть им в глаза и «видеть, как отлетает душа», испытывая при этом «ощущение власти».

Семейная жизнь не удалась. По рассказам жены, он никогда и нигде не работал. Приносил деньги от матери, которые выбивал у нее кулаками, и выдавал их за зарплату. Как только супруга узнала об этом, сразу подала на развод. Ну а З. постепенно превращался в бомжа. Хоть и с квартирой. С другом-собутыльником они отлавливали собак, а затем жарили и съедали их.

Соседи характеризовали его в трезвом состоянии как замкнутого, спокойного и даже доброго, но стоило ему выпить — начиналось: время от времени он появлялся на улице совершенно голый, бегал «по-звериному», на корточках, по тротуару. Был эпизод, когда он приставал к девушке с требованием: «Отдай мне свою печень!..» Думаю, что даже у видавших виды дикарей такой субъект не вызвал бы симпатии.