«Завтра, – приговаривал он, забираясь в холодную постель, – завтра, завтра...»

Он беспокоился. Они куда-то ехали все вместе в машине мистера Хупера, а он не знал куда.

– Это сюрприз. Сегодня особый день, будет очень интересно, – сказала миссис Хелина Киншоу.

– А куда мы едем?

– Погоди – увидишь.

– Я хочу знать. Я не люблю, когда я не знаю.

– Вот глупышка! Какой же сюрприз, если заранее знаешь! Где это видано? Эдмунд, например, радуется и ничего не спрашивает. Ведь не заглядывают же в пакеты с подарками, пока не наступит рождество, правда?

И она ни за что не хотела говорить, только улыбалась и головой качала. А они уже проехали поселок. Им велели надеть выходные серые брюки. Хупер после больницы вышел всего второй раз. Он вытянул ногу на заднем сиденье так, что Киншоу там еле-еле уместился. Из-под брюк виднелся гипс, серый и грязный.

Все было точно как тогда, когда ехали к замку, запах в машине напоминал про длинный зеленый туннель. Только холодно и дождь, и ехали они совсем в другую сторону. И деревья чуть-чуть зажелтели, наступала осень.

Киншоу сказал:

– А почему нам надо куда-то ехать?

– Ах, это тоже секрет. Потерпи и все, все узнаешь.

А он уже узнал. Он всегда знал. И вот началось, теперь уж по правде. Но он слишком намучился, пока предчувствовал, так что хуже не стало. Когда Хупер пришел и сказал, он не удивился, не разозлился.

Он задумал новую модель, сидел в комнате с куклами и сперва вычерчивал ее на миллиметровке. Эта была еще почище, чем спиральная горка. Ему велели играть с Хупером в шахматы, но он не пошел, пусть делают с ним что хотят. И не нужен он Хуперу. Хупер занялся картой сражений.

В коридоре раздались шаги, Киншоу вспомнил, как мисс Меллит шаркала к его комнате, и вздрогнул, вдруг позабыв, где он. От кукол сквозь щели в стеклянном шкафу тянуло затхлым. Но вот – бах! – в дверях появился Хупер.

– Спрятался...

– Что хочу, то и делаю, тут все мое, мне мама деньги дала, и отстань ты от меня, Хупер!

Хупер, сильно хромая, прошел на середину комнаты. Киншоу стоял у стола, раскинув руки, он оборонял свой чертеж.

– Нужна мне больно твоя дурацкая модель! Что я – маленький?

– Ничего, одну уже сломал. Сперва играл, потом сломал, а теперь попробуй тронь!

– Ладно тебе. Я вот кой-чего слышал. Я кой-чего знаю, а ты – нет. – Лицо у него было хитрое, скрытное. Киншоу не двигался, ждал. Он уже раскусил, что за человек этот Хупер. – Тебе не очень-то понравится, когда я скажу. Если я скажу.

– Тогда зачем приперся?

–Говорил я тебе – что-то случится?

Киншоу промолчал. Он думал: ведь уже случилось, теперь все равно, хуже не будет. Но он смотрел Хуперу в лицо, и ему сводило живот.

– Ну, чего не спрашиваешь, а? Не хочешь знать?

Он просто издевался над Киншоу.

Киншоу так прикусил губу, что даже больно стало. Он решил ни за что не спрашивать, ни за что.

– Ну ладно, может, я тебе намекну.

Очень медленно Киншоу повернулся и сел на стул у стола и уставился в свой чертеж. Сейчас Хупер скажет.

– Он будет твоим отчимом.

Молчанье.

– Он женится на твоей матери, скоро, еще до школы. Они говорили, я слышал. Сказал я тебе, что ты дождешься? Я сто лет назад тебе сказал.

Киншоу ничего не почувствовал. Просто он всегда знал, а теперь вот случилось. Он дождался.

Он сказал:

– Ладно. Иди. Я занят.

– И нечего строить из себя, Киншоу.

– Заткнись.

– Теперь не отвертишься. Будешь моего папу слушаться.