У того на правой руке имелось кольцо, весьма похожее на обручальное, и Бондарев попросил прояснить политику Конторы относительно личной жизни сотрудников.
Директор вот так же положил голову на ладонь, подумал и сказал:
– Ну мы же не монастырь и не секта. Тебе никто ничего не запрещает, но при этом мы исходим из того, что идиоты к нам в Контору не попадают, а стало быть, идиотских вещей ты делать не будешь.
Бондарев попросил привести пример идиотской вещи.
– Хм. Роман с какой‑нибудь кинозвездой или телеведущей. Это такие люди, за которыми даже в ванную комнату съёмочная группа ходит. Засветишься.
Бондарев попытался вспомнить пару кинозвёзд, вспомнил Мэрилин Монро и Наталью Крачковскую, которую недавно видел в рекламном ролике. Пьяный роман с Монро Бондареву уже не грозил, Крачковская была не в его вкусе, поэтому Бондарев признал доводы Директора разумными.
– Ну, а допустим, не кинозвезда… Обычная девушка.
– Так, – поощрительно кивнул Директор.
– Если у нас с ней будут серьёзные отношения, я должен буду ей что‑то рассказать про себя, про свою работу…
– Логично, – согласился Директор. – Тут есть два варианта. Вариант первый – ты ей врёшь. Как я уже говорил, идиотов мы в Контору не берём, а стало быть, ты достаточно умён, чтобы врать своей жене всю жизнь. Это хлопотно, но реально. Я знаю пару человек, у которых это получается уже на протяжении лет пятнадцати.
– Вариант второй?
– Второй… – Директор повернул кольцо на пальце. – Моя жена работает в этом здании. Отпадает необходимость врать, но…
– Что – но?
– Появляются другие проблемы… Впрочем, это уже неважно. На всякий случай, моя официальная позиция на этот счёт – я очень счастлив в браке. Запомни это и скажи моей жене, если она тебя спросит.
– Я не знаю вашу жену.
– Она тебя знает. И она… Ладно, замнём для ясности. А вообще… – С лица Директора исчезло расслабленно‑добродушное выражение. – Может, я не должен тебе такое говорить… А может, ты и сам уже до этого додумался. Наша работа – это не прогулки при луне. Наша работа связана с риском, а риск в данном случае трактуется как «высокая вероятность преждевременной насильственной смерти». Смерть не причиняет страданий тому, кто погибает. Он был – его не стало. Но если есть человек, который был связан с погибшим серьёзными отношениями… Этот человек будет страдать. От него как будто оторвут кусок собственной плоти. И рана будет заживать очень долго. Возможно, она так никогда и не заживёт. Поэтому…
– Я понял, – сказал Бондарев.
– Я не призываю тебя давать обет безбрачия или…
– Я понял.
– Просто имей в виду.
– Я понял.
– Ты, наверное, думаешь: зря я спросил у старого дурака, испортил он мне все настроение…
– Мне уже не восемнадцать лет, – сказал Бондарев. – И всё это я уже знал сам.
Он подумал про свою девушку, ту, которая работала бухгалтером и знакомство с которой в конечном итоге привело к памятной встрече с Крестинским и Ахмедом Маскеровым на зимнем шоссе. Когда после той встречи Бондарева стали медленно, но верно прижимать к ногтю, он забеспокоился за девушку – как бы и ей попутно не досталось. Бондарев пытался ей дозвониться и сказать, чтобы она пока с ним не встречалась и отрицала всякие с ним отношения… Но это оказалось излишним – девушка оказалась сообразительной и моментально вычеркнула Бондарева из записной книжки и из памяти. Ни на один его звонок она не ответила. Растерянный Бондарев сидел на кухне и пытался с помощью алкоголя разобраться – хорошо это или плохо. |