Будто бы он убил Харкевича, а мы убили его.
– Ненужного человека?
– Ну да, что, никогда не видела ненужного человека? Да их по Москве толпы бродят. Бери любого… Вот, кстати – ты рассказывала, что Харкевич взял к себе какого‑то молодого парня.
– Было дело, – кивнула Морозова. – Он ещё стервой меня обозвал.
– Тогда тем более!
– Что – тем более?
– Тем более тебе не нужен этот молодой парень, который обозвал тебя стервой. Зачем он тебе? Он тебе нравится? Он какой‑то необыкновенный?
– Он обычный.
– Какие‑то особые таланты?
– Со временем, может, что‑то из него и получится. Пока он умеет только врать и убивать.
– Пусть он убьёт Харкевича. А ты потом убьёшь его. Это будет логично.
– Где это тут пахнет логикой?
– Парень знал Харкевича, они вместе работали, возник конфликт… Из‑за денег или из‑за девок… И парень сгоряча пришил Харкевича. Я ведь уверен, – вкрадчиво произнёс Второй. – Ты взяла этого парня, обычного болвана с улицы, который мало что умеет и плохо соображает, именно для этого: чтобы подставить его, когда это понадобится. Считай, что такой момент наступил.
Морозова посмотрела на бутылку мартини и подумала: «А как все хорошо сегодня начиналось…»
– И запомни, детка…
– Ну что ещё?
– Это приказ.
Глава 28
Бондарев: вниз по лестнице
1
– То есть всё хорошо? – спросил Алексей. Дюк с задумчивым видом почесал переносицу и произнёс:
– Вообще‑то не совсем… Хотя ладно, неважно.
Дюк так ничего и не сказал Алексею. Ни в их первую встречу в только что снятой пустой квартире, ни во вторую, ни в третью. С одной стороны, это было правильно, потому что нельзя дёргать человека, работающего «под прикрытием», посторонними делами. С другой стороны, это были совсем не посторонние дела. Это были такие дела, о которых Алексей рано или поздно, но узнал бы, и тогда…
Тогда Дюку лучше будет держаться от Алексея подальше. Он сел за руль «Ауди» и задумался. Ему было о чём задуматься, потому что в последние месяцы дела шли не очень гладко. Для Дюка это было особенно чувствительно, потому что в предыдущие пять‑шесть лет он был невероятным везунчиком, и Директор ехидно именовал его Нечистой Силой, грозясь освятить свой кабинет. Но после Праги всё пошло не так, и виноват в этом отчасти был сам Директор – так считал Дюк.
Сначала одно, потом другое, теперь вот третье – или это уже четвёртое? От непринуждённой удачливости Дюка оставалось все меньше и меньше, и поэтому он нервничал.
А раз защитный слой удачи катастрофически истончился, то вскоре могла последовать ещё одна ошибка или ещё одно неудачное стечение обстоятельств. И ожидание неизбежных неприятностей было для Дюка худшим испытанием, чем сами неприятности.
Неприятности были неизбежны, это точно. Дюк со своей склонностью к образному мышлению представлял это как один неверный шаг на замаскированную ветками яму. Всего один неверный шаг, зато потом ты падаешь и безостановочно катишься вниз по бесконечной лестнице, считая рёбрами ступени и не зная, сколько этих ступеней всего и что тебя поджидает на дне этой бездны.
Пятая – или это была шестая? – ступень по лестнице, ведущей Дюка вниз, больно врезала ему по рёбрам в самое неподходящее время в самом неподходящем месте.
После очередного разговора с Алексеем – то есть после очередного незавершённого разговора с Алексеем – Дюк для успокоения нервов поехал в центр, пообедать. Он сидел в самом дальнем и самом тёмном углу ресторана, не желая быть видимым и не желая никого видеть. |