— Вы можете упорствовать, госпожа Берлин, но скамьи подсудимых по делу военной организации вам не избежать.
Это первый, предварительный, поверхностный допрос, настоящие допросы начнутся после перевода в тюрьму.
Ночью Землячка раздумывала о том, что им, арестованным большевикам, предпринять. Бежать! Связаться с другими арестованными и бежать!
За себя она не боялась, она слова ни о чем не проронит, ее больше тревожит судьба товарищей. После разгрома Декабрьского восстания каждый человек на счету, и еще больше ее тревожит судьба военной организации. Начнутся допросы, примутся копаться во всех подробностях, доберутся до солдат, с таким трудом вовлеченных в движение, до офицеров…
Под утро она попыталась заснуть, чувство самодисциплины развивалось у нее год от году, оно присуще профессиональным революционерам: надо есть, спать, избегать болезней, чтобы сохранить силы, всегда быть готовым к борьбе.
Ее разбудила Генкина.
— Розочка, у вас есть рубль?
Только что принесли чаю и хлеба, и надзиратель распахнул дверь, чтобы проветрить камеру.
Фамилия его Овчинников, по словам Генкиной, он один из самых добродушных надзирателей.
Рубль сослужил свою службу. Да, шестерых мужчин привезли в часть вскоре после появления Землячки, они помещены вместе в угловой камере, им можно отнести записку и передать от них ответ. Землячка набросала несколько строк и уже через четверть часа получила ответ Ярославского.
Минут через двадцать надзиратель пришел за Землячкой.
— Что ж вы не сказали, барышня, что там ваш жених? Выходите. Выпущу его на минуту в коридор, будто веду в туалет.
Умению за две-три минуты сказать самое существенное, не тратить времени на пустые слова, ее тоже научил тюремный опыт. Она не знала, кто назвался ее женихом, но им оказался Ярославский. Бежать? Да, бежать. Обязательно до того, как их переведут в тюрьму. Надо обеспечить себе помощь с воли. Достать денег…
Надзиратель подошел к ним.
— Пора. Вот-вот появится начальство. — Он деликатно отвернулся. — Да поцелуйтесь, я не буду смотреть…
Но они так и не поцеловались.
Побег
Теперь следовало ждать появления Катениной — в том, что Успенская ее разыщет, Землячка не сомневалась, а уж Катенина наверняка что-нибудь да предпримет.
Около полудня Генкину и Землячку повели на прогулку.
Двор, просторный и скучный, тянулся куда-то в глубину — там стояли флигели, где квартировали служащие полицейского участка.
У входа в караульное помещение сидел городовой. Надзиратель вывел своих подопечных и тоже подсел к городовому. По двору сновали служащие.
— Разговаривать запрещается, — сказал надзиратель. — Вы гуляйте, гуляйте.
Землячка медленно прохаживалась вдоль стены по двору, вымощенному каменными плитами. Так она ходила минут десять, когда из караулки окликнули городового, тот подошел к двери, кто-то что-то ему сказал — и вдруг из-за двери показалась Катенина.
— К вам с передачей, — позвал городовой Землячку.
Милая Лидия Михайловна!
— Я тут принесла тебе котлет, печенья, — быстро произнесла Катенина, обращаясь к Землячке на «ты», хотя в обычной жизни они обращались друг к другу на «вы». — Может быть, тебе нужно что-нибудь из белья? — Она оглянулась на городового. — Ты знаешь, у меня такие неприятности с мужем… — Это уже специально для городового. — Он меня так ревнует…
Она понизила голос, повлекла Землячку в сторону — случайные слушатели должны думать, что далее последует рассказ о каких-то интимных делах.
Они стояли в стороне, и Катенина возбужденно и непрерывно что-то говорила и говорила, сама не слушая себя, а Землячка шепотом, как бы утешая Катенину, давала ей свои указания:
— Мы должны бежать. |