— Но вам-то зачем это надо?

— Мне надо, чтобы правда так или иначе сделалась известной, — сказал он. — Это, если хотите, мой долг перед Татьяной. Пора покончить с нелепыми слухами, которые вокруг нее вращаются. Она этого не заслуживает.

— А вы что-то от этого выигрываете? — без лишней деликатности поинтересовался я.

— Если и выигрываю, то в том плане, который вам не интересен, — улыбнувшись, ответил он. — Я понимаю, о чем вы думаете. О том, что человек, который удержался наверху при нескольких режимах, от брежневского до нынешнего, совсем не прост и палец ему в рот не клади. Все верно. Я и хитрить умею, и бить наотмашь, и слопать могу, если потребуется. И при этом, заметьте, я всегда старался делать дело и хороших, талантливых людей в обиду не давал. Вспомните эту историю с театрами, благодаря которой произошло наше знакомство. То же самое и с библиотекой. То же самое и с этим журналом, «Варяг», из-за которого все началось. Ведь это я продвинул Полубратова…

— Это понятно, — сказал я. — Главный редактор ведущего регионального журнала мог быть утвержден только с вашей санкции и по вашему выбору.

— С санкции и по выбору… — кивнул он. — Вы видели нынешнего Полубратова?

— Видел.

— Вы можете себе представить, что это расплывшееся нечто было пятнадцать лет назад красивым, почти романтического вида молодым человеком? Я говорю «почти», потому что всегда были в его облике некие сухость и холодность, которые слегка портили впечатление от его пронзительных глаз и роскошных кудрей.

— Представить трудно, — признался я. — Но всякое бывает.

Ремзин опять кивнул.

— Я понимал, что положение с журналом недопустимо. С театрами мы заявили о себе на весь Советский Союз. И журнал нам следовало иметь такой же мощный. Мы должны были являться одним из культурных центров страны! Это было выгодно не только ради моей собственной карьеры. Это было выгодно и в том плане, что культурным городам в то время было легче выбивать себе хорошее финансирование, решать экономические и социальные вопросы. И, соответственно, область целиком подтягивалась. Я ведь о всей области должен был думать, так? И, как видите, я не ошибся, — он широко повел рукой, как будто предлагая мне из этой столовой окинуть взглядом всю область. — До сих пор, несмотря на все кризисы, однажды созданный имидж продолжает работать. Сюда и инвесторы идут охотней, и цены на недвижимость выше, чем в большинстве российских городов, и люди неплохо зарабатывают, потому что многие предприятия, превратившись в совместные, пашут и пашут, лицензионный товар всегда в цене… Но это неважно. Вернемся к тому времени, когда я понял, что с журналом дальше терпеть нельзя. Мы с почетом проводили на пенсию давно трухлявого Непроливайкина, и я позаботился о том, чтобы выборы нового главного редактора — тогда ж сплошь была пора выборов в трудовых коллективах, так? — завершились сенсационно: новым главным был выбран молодой и талантливый Полубратов, журналист, резкое и честное перо которого успело многих задеть. В общем, организовать все было не так сложно, надо было только создать вокруг Полубратова легкий ореол опального и гонимого, чтобы люди из чувства протеста проголосовали за него.

— Но как подступиться к журналу, Полубратов не знал, — продолжил Ремзин. — И тут я вам открываю тайну, которую знали только трое… Да, мы трое, потому что еще кое-кто, ее знавший, не в счет. Все организовала молодая жена Полубратова, Татьяна Валентиновна Жарова. Тогда у нее только развивалась ее интуиция, только вырабатывалось ее умение предвидеть, какие книги должны появиться, откликом на живой интерес читателей к определенной теме, только выстраивалась ее «система», — Ремзин улыбнулся, — но чутье у нее уже было.