– А вы не думали, капитан, что они могут еще до завтрашнего дня успеть сообразить, что приглашение в Двоегорск как‑то связано с управлением, и связаться со своим начальством?

– Исключено.

– Это почему же?

– Потому что им неоткуда об этом узнать. Единственное, что могло их насторожить, – это отсутствие Сомина, к которому они ехали. Но мне эту проблему удалось решить. Теперь всему городу известно, что некий Сомин был убит несколько дней назад и что в этом как‑то замешаны местные бандиты. Поэтому наши клиенты будут уверены, что все их проблемы связаны с коррупцией в городских властях.

Это, во‑первых, позволяет нам задержать наших клиентов здесь, в городе, на несколько дней, а во‑вторых, позволяет надежно скрыть истинную суть дела.

– Допустим, – кивнул генерал. – Но не забывайте, что торопиться тоже не следует. Операция будет эффективна только в том случае, если пройдет здесь и в Москве одновременно. Нифонтов, Голубков и все остальное начальство управления для нас не менее важны. Поэтому мы должны дождаться груза, проинформировать наших людей в Москве о его прибытии, дождаться сигнала от них и только после этого действовать. И никакой самодеятельности!

– Мне могут понадобиться ваши бойцы для нейтрализации Дока и Артиста.

– Спецназ здесь только для прикрытия операции и охраны самолета, капитан.

– Но наши клиенты могут оказаться не по зубам местной милиции.

– Опять не предусмотрели? – ехидно заметил генерал. – А ведь вам платят за вашу сообразительность и организационные способности… В общем, так. Никакого спецназа. Выкручивайтесь силами местной милиции… или кто здесь еще в вашем распоряжении? И еще, капитан.

– Я слушаю.

– Вы хорошо поработали в Ираке. Не заставляйте разочаровываться в вас сейчас, когда остался всего один день. Не подведите. Вы знаете, чем это может закончиться для вас.

Коперник знал. Очень хорошо знал. Он прекрасно понимал, какую работу выполняет и чем она может закончиться для него. Ему платили – он делал, и делал хорошо, что бы там Кудрявцев ни говорил. Но вот чего Коперник не предусмотрел с самого начала, а теперь понял очень отчетливо, так это то, что проблемы у него могут возникнуть в любом случае. Не важно, насколько хорошо он сделает свою работу и сделает ли ее вообще. Сейчас, глядя на то, как генерал Кудрявцев прячется за свою иронию и грубость от навалившегося на него страха, глядя в его потемневшие усталые глаза, Коперник понял, что вся эта операция задумана им и ему подобными не с политическими целями, как они пытались убедить его с самого начала, а исключительно в страхе за свою шкуру! Что уж их там, в Генштабе, так прижало – не важно. Важно то, что трясущиеся в страхе не знают верности и не держат своего слова. Вот в этом Коперник был уверен на сто процентов. А стало быть, они попытаются утопить его в любом случае: если все получится – то на всякий случай, как непосредственного исполнителя, который слишком много знает, а если операция провалится – чтобы спасти остатки своей шкуры.

Нет, он не будет отказываться, он сделает все, что от него зависит. Хотя бы потому, что уже и сам во всем этом измазан. Но с этой минуты он будет очень тщательно обдумывать свое исчезновение и совсем никому не будет доверять.

– Вам все ясно, капитан? – спросил Кудрявцев.

– Ясно.

– Вопросы есть?

– Нет.

– Значит, так. Я буду находиться все время в расположении части. Если возникнут какие‑то проблемы, немедленно докладывать мне. А завтра, когда все закончится и дело примет официальный оборот и сюда прибудет специальная команда, которая разберется с грузом, мы с вами отправимся в Москву.

Генерал поднялся и подошел к двери.