|
Но если до местных сержанту не было особого дела, то на брата он поглядывал с тенью осуждения. Поведение Блайза смущало Чимбика. Он не мог понять, как тот может развлекаться с другими девушками, при этом питая к Ри какие-то чувства. Для самого Чимбика это было совершенно неприемлемо. И сколько бы Блайз не объяснял, что Свитари тоже считает подобное в порядке вещей и даже сама учила его кадрить девушек — сержант так и не смог полностью с этим смириться. Нет, он был рад, что его брат живёт и наслаждается жизнью вовсю, но… Поневоле начинаешь задумываться: а как бы к подобному отнеслась Эйнджела?
Чимбик вспомнил её настороженно-недоверчивый взгляд, которым полукровка, казалось, старалась заглянуть в самую глубину души. Вспомнил, как доверчиво она прижималась к нему под дождём на Зайгеррии, и те смутные образы и сны, что остались в его сознании после госпитального бреда, и жили, казалось, своей жизнью. За год, что прошёл с момента их последней встречи, Чимбик успел тысячи раз прокрутить в памяти каждую минуту, проведённую вместе с Эйнджелой. Он создал её образ из воспоминаний, фактов, догадок, предположений и фантазий. Образ, который в хорошие ночи посещал его во снах, а в плохие… В плохие этот образ стоял перед внутренним взором клона, пока тот писал очередное письмо из тех, что никогда не будут отправлены. Иногда лишь эти письма не давали ему сойти с ума. И эта Эйнджела, его Эйнджи, не забыла бы его. Ни ради мимолётных развлечений, ни ради бездумных гуляк вроде окружавших Чимбика зелтронцев. И пусть Лорэй были родом с этой планеты, у Эйнджелы скорее было больше общего с ним, чем с происходящим вокруг.
Сам Чимбик в окружении праздничной толпы чувствовал себя, словно муха в сметане — хреново и мухе, и сметане на пользу не идёт. Шум толпы, музыка, эмпатические «касания», непривычное обилие внимания и отсутствие брони полностью дезориентировали клона. Окружённый столькими незнакомцами, Чимбик раз за разом мысленно возвращался обратно, на Мерн Восемь. И пусть зелтронцы вели себя совершенно иначе, чем жители объятого войной города, толчея тел напрягала, заставляя каждую клеточку буквально кричать, предупреждая об опасности. Даже присутствие братьев не могло успокоить Чимбика. Сержант изо всех сил старался расслабиться и получить хоть какое-то удовольствие от происходящего, но тщетно. Едва только он начинал привыкать к звукам, как очередной взрыв смеха или особенно раскатистый обертон певца вновь заставляли его пригибаться и рыскать взглядом в поисках укрытия.
Стафф-сержант забился в самый тихий угол, мечтая поскорее сбежать подальше от шума, туда, где сможет отдохнуть по-настоящему. Расслабиться, не опасаясь, что его в любой момент ударят в спину. Увы, несмотря на стратегически верно выбранную позицию, спрятаться от эмпатов таким образом не представлялось возможным. Чувства Чимбика были той самой ложкой дёгтя, что моментально отравляла царившую вокруг атмосферу веселья. А зелтроны не любили, когда кто-то рядом грустил.
— Почему ты такой печальный? — промурлыкала розовокожая девица, без спроса подсевшая к сержанту и немедля заключившая его в тёплые ласковые объятья.
Это было большой ошибкой: Чимбик, и без того взвинченный, перепугался окончательно. Едва рука девушки легла на его шею, как сержанта словно кипятком ошпарили. Не было больше вокруг ни праздника, ни танцоров, а была стылая траншея и упавший сверху дроид сепаратистов, нацеленный лишь на одно — убивать. Со стороны казалось, будто клон взорвался: он одним рывком отбросил от себя девицу, припечатал несчастную к стене и схватил её за горло, намереваясь оторвать голову так, как делал сотни раз до этого. Даже у дроидов-коммандос шея — самое слабое место в конструкции. Мозг клона включился в тот момент, когда шейные позвонки зелтронки вот-вот готовы были захрустеть. Немало его «протрезвлению» поспособствовало то, что потрясение жертвы немедленно ощутил и сам Чимбик, и окружающие. |