— Но я действительно не знаю, кто она!

В один миг Хэнк разоблачен и опозорен. Эффектно.

— Это правда!

— Ничуть не удивлен: ты, похоже, вообще мало что в жизни знаешь.

Помыв тарелку, Холлис ставит ее на стеллаж.

— Она приходит со стороны города? По двадцать второму шоссе?

— Ага, из-за холма, — кивает парень.

— Тогда у меня для тебя новость.

Будь Хэнк повнимательнее к тону Холлиса, уловил бы нечто чрезвычайно редкое: тот, неизвестно чему, рад.

— Кажется, я знаю, кто она. Идем.

С каждым днем смеркается все раньше, и сумерки теперь уже не пурпур, а скорее некая чернильная синь — верный признак близкого похолодания. Взойдя на самый верх холма, откуда открывается обзор на леса, поля и пастбища, Холлис пружинисто присел на корточки. Все, на многие-многие мили вокруг, — его. Одно только осталось а пределами его владений. Пока еще, до поры до времени.

— Готов поспорить, твоя незнакомка остановилась в доме на Лисьем холме.

Что-то странное проскальзывает в голосе Холлиса, но Хэнк чересчур взволнован, ему сейчас не до оттенков и интонаций.

— Вон она, — кивает парень на дорогу, по которой, вне всякого сомнения, идет девушка.

Лыжная черная куртка, тугие черные же джинсы и тяжелые ботинки с гулким топотом. «Да, так и есть, дочь Марч, хотя она немного унаследовала от матери, — присматривается Холлис. — И близко так не симпатична, а еще глупа». Девушка, поднырнув под ограду, подходит к старому пню и пытается найти возле него веревку (конфискованная, та лежит сейчас у Холлиса в кармане). «Ричард — вот на кого она похожа! Девица так себе, если честно, — с явной неприязнью решает он, — ничего особенного». Из-за нее, из-за ее рождения Марч к нему не вернулась.

Гвен озадачена — веревки нет, — но все равно взбирается на пень и коротко свистит.

— Боже правый, — изумлен Холлис, — она свистит коню, будто жучку из подворотни подзывает. Вот умора.

Гвен не знает, что на нее смотрят, но по неизвестной ей причине нервничает. Происходящее здесь — ее, и только ее, тайна, и она не намерена ни с кем ею делиться. К тому же нужно придумать вескую причину дальнейшего ее пребывания в Дженкинтауне. Ну, например: «Школа тут большая и красивая, намного лучше, чем та, что у меня дома». Или: «Там я боюсь подсесть на наркоту». В общем, что-нибудь да выдумает. Она уже решила: обратно не поедет. Туда, где по большому счету она полное ничто, внутри и снаружи.

Сегодняшний вечер — холоднее обычного, хорошо, что Гвен сообразила надеть кожаные перчатки (нашла их в одном из ящиков, которые то и дело пакует мать). Она ударяет в ладоши и опять свистит, Из леса появляется конь и рысью мчится прямо к ней. Гвен кладет ему на гриву руку и шепчет на ухо слова приветствия, а конь тем временем, с явным удовольствием слушая, какой он красивый да ладный, обнюхивает морковки, кончики которых торчат из карманов лыжной куртки.

Холлис поднимается с корточек в полный рост. Он видит девушку, садящуюся на коня без узды, седла и малейшей мысли об опасности.

— Это дочь Марч Мюррей, — произносит он. — Твоя двоюродная сестра, иными словами.

Манящий аромат жестокости неподвластен времени — для Холлиса, по крайней мере. Взгляд на Хэнка полностью подтверждает его ожидания: у того на лице — выражение полнейшего смятения.

— Да, парень, твоя кузина.

Спускаются с холма они уже в темноте. Что теперь прикажете Хэнку делать? Перестать думать о ней двадцать четыре часа в сутки, поскольку, как, казалось, они родственники? Он уже не может, не будет.