– Только кошка одна и понимает по-валлийски, – заметил Дэвид. – Что прошло – то прошло, нечего ворошить, чего не воротишь, – тихо прошипел он. – Идем лучше в бар, пропустим еще по кружечке.

Мы выпили гораздо больше, чем по кружечке. Людмила ушла наверх в спальню, а Дэвид рассказывал мне о своем невероятном везении: о «Титанике», о своей женитьбе, о наследстве, полученном от отца, и о той войне, из которой вышел победителем, несмотря на козни манчестерских евреев.

– У нас был лучший ресторан, мой мальчик. Я сам обучил двух помощников. Жена – загляденье, лучшей приманки для посетителей не найти. К нам приходили музыканты, артисты, мы ведь были открыты до полуночи, а потом из-за чертовых полицейских придирок потеряли лицензию на торговлю спиртным – мало на лапу им дали, – и пришлось заведение закрыть. К нам захаживал великий певец Шаляпин, по десять порций борща заказывал, говорил, что нигде, кроме Москвы, такого борща не ел. И пианист Падеревский у нас бывал, тот, правда, ел как птичка, но толк в еде знал, ведь у нас не только славянская кухня была, мы и французские блюда готовили, немного, правда, зато самые изысканные. Чарльз Кочран приходил с Эвелин Лэй, и Джесси Мэтьюз, и остряк Ноэл Кауард. Пошли покажу книгу отзывов.

Прихватив кружки, через кухню и темный сырой коридор мы прошли в кабинет хозяина. Там я увидел запертый застекленный шкаф с энциклопедией и золотым самородком.

– Ваша дочь вас любит, иначе не привезла бы вам его тогда, – сказал я, показывая на золото.

– Думаете, это любовь? Дочерние чувства? Бросьте, просто она всегда считала, что золото – дело особое, залог безопасности. Ей дорог этот самородок не как семейная реликвия, а потому, что он – реальная ценность, не то что бумажные деньги. Деньги приходят и уходят, обращаются в прах, улетают как ветер. Золото есть золото. Никогда не прощу Реджинальду его выходку: продать самородок, чтобы купить оружие для этих вонючих тореадоров! Посмотрите лучше сюда: тут фотографии с автографами и шуточными стихами и поздравлениями на всех языках.

Книга отзывов была действительно уникальной, и ее авторы единодушно воздавали хозяину должное. Марк Гамбург писал, что курица, съеденная перед концертом в Торговой палате, открыла ему подлинный свет вдохновения; Артур Шнабель воспевал Людмилу как воплощение Вечной Женственности; Лоренц Харт и Ричард Роджерс ограничились двустишьем из «Зеленой горы»; Пахманн начертал строчку партитуры Шопена; обладавшая тройным подбородком Тетраццини искрилась перлами остроумия; Эвелин Лэй обещала заходить почаще; А.П.Герберт оставил автошарж с каламбуром: «Кости мои будут преданы земле, но желудок – Дэвиду Джонсу»; пьяным почерком Уинстона С.Черчилля было накорябано: «Восхитительно».

– Теперь вы, вероятно, чувствуете себя разочарованным?

– Чему быть – того не миновать. Манчестерский воздух для жены смертельно опасен. Ну а потом «Кардома» купила недвижимость, принадлежавшую тем двум жидам, ты уж прости. Да еще с лицензией неприятности. Все одно к одному. Трудолюбием тут ничего не добьешься, парень, а везение, оно ведь не бесконечно. Вот так. Да я уж смирился. Не ропщу.

Я вдруг почувствовал, что больше не выдержу, поэтому сказал:

– Мне нужно съездить в Абергавенни, забрать вещи из гостиницы.

Возвращаться я не собирался. Я понял, что глаз не сомкну в комнате, где хрипят пахнущие тухлой рыбой призраки сумасшедшей. Если даже мне удастся уснуть, мечтая о Беатрикс, во сне я испачкаю простыни, которые когда-то грели ее тело, и потеряю репутацию приличного парня. Я заметил в комнате телефон. Позвоню им из гостиницы и скажу, что получил срочный приказ вернуться на курсы по обучению искусству мучить и убивать.

Tri[38]

Рядовой третьего взвода третьей роты первого батальона Ланкастерского королевского полка третьей пехотной бригады первой пехотной дивизии шестого корпуса Дэниел Джонс получил разрешение поудить на рассвете рыбу в озере Альбано, где водились сиги, на языке местных жителей – корегоны.