Я хочу, чтобы ты медленно кружил по кварталу, пока я не постучу в крышу. Как только я постучу, ты остановишься. Ко мне присоединится другой человек. Он и скажет тебе, куда нас везти.
Извозчику не было нужды спрашивать дорогу к клубу «Ста Гиней». Как и дом Габриэля, это заведение было широко и далеко известным.
— Поеду, если получу золотишко вперед, — хитро сказал извозчик.
Лошадь нервно переступила, чуть не наступив Габриэлю на ногу.
Габриэль быстро успокоил потную лошадь, твердо погладив рукой в перчатке по ее шее. Он вспомнил боль Виктории, когда она сперва принимала его пальцы, а потом — его член. Он вспомнил ее наслаждение, когда она испытывала вызванные им оргазмы и просила еще.
Он знал, что подумал извозчик: он подумал, что Габриэль хочет подцепить мужчину-шлюху.
Его пронзил непривычный гнев, который он подавил.
Мысли не убивали; второй мужчина убивал.
— Я дам тебе один соверен сейчас и второй, когда поездка закончится, — легко ответил Габриэль.
Жадность пересилила моральные сомнения извозчика.
— Залезай, папаша.
В кэбе воняло застарелым сигарным дымом, дешевым джином, старыми духами и потом.
Габриэль смотрел в окно. Уличные фонари боролись с туманом, побеждая на одной улице и проигрывая на другой. Мужчины, женщины и дети возникали из желтой дымки и пропадали в ней.
Он думал о Виктории, одиноко бредущей по улицам. Живущей на улицах. В одиночку.
Он быстро прогнал этот образ.
Она не будет жить на улицах. Габриэль позаботится об этом.
Поток кэбов забивал улицу перед клубом «Ста Гиней».
Габриэль вытащил из кармана тяжелые серебряные часы: было еще не время.
Кэб медленно объехал квартал четыре раза. На пятом круге высокая белокурая женщина в темно-красном бархатном плаще шагнула к стоянке кэбов.
Габриэль резко поднял трость набалдашником вверх и постучал в крышу три раза.
Кэб остановился.
Быстро передвинувшись по кожаному сиденью, Габриэль пинком открыл дверь, держась так далеко от окна, выходившего на тротуар, как только мог.
Женщина заколебалась.
Габриэль высунул конец своей трости в открытую дверь — серебро сверкнуло в желтом тумане.
Женщина приблизилась, задержавшись, чтобы сообщить извозчику адрес. Передок кэба просел с протестующим звуком; несколько секунд спустя женщина опустилась на сиденье. Скрипнула изношенная кожа, зашелестел бархат.
Бедро прижалось к бедру Габриэля: он стиснул зубы. Избыток духов заглушил другие разнообразные запахи.
Наклонившись вперед, женщина потянула дверную ручку. Темнота, которая сомкнулась вокруг Габриэля, не имела никакого отношения к захлопнувшейся двери, а целиком относилась к плечу, которое вдруг потерлось о его плечо.
Здесь не было места, куда можно было бы отодвинуться, не было пространства, где стенка кэба или тело другого человека не мешали бы ему.
Кэб качнулся вперед.
Габриэль повернул голову и пристально посмотрел на белокурую голову рядом с ним, в то время как каждый мускул в его теле сжался, чтобы пинком открыть дверь и убежать.
Назад к Виктории. Назад к надежде, которую она обещала.
— Ты что-нибудь обнаружил? — нейтральным голосом спросил он.
— Да.
Голос не был женским; он был мужским.
Отвращение к самому себе эхом отдалось внутри кэба.
В груди Габриэля что-то сжалось. Именно он — он и второй мужчина — сделали это с человеком, сидящим сейчас рядом с ним.
— Я говорил, что ты не обязан делать это, Джон, — спокойно сказал Габриэль, борясь с раскачиванием кэба и страхом, сопровождавшим его пятнадцать лет.
— Этой ночью я не сделал ничего, чего не делал прежде тысячу раз, — невыразительно отозвался Джон. |