“Однако сие не означает, что мадам Зорич не вернулась через некоторое время”, - продолжил про себя следователь.

- Честно скажу, мне было стыдно признаться, что я подслушивала, - повинилась Лайза. - Вначале, поняв, что в бассейне кто-то есть, я хотела уйти, но когда беседа приняла напряженный характер, мне стало интересно.

“А может быть вы, мадам Мазуркевич, решили на всякий случай вызнать подноготную Бориса Заграйского, чтобы потом оказать на него давление, если он не пожелал бы поучаствовать в вашем бизнесе?” - мысленно обратился к свидетельнице Геннадий, а вслух поинтересовался:

- Что вы делали дальше?

- Пошла спать.

- Преферансисты еще были в холле?

- Да.

- Заметили вас?

- Нет, они были увлечены игрой. К тому же, из ниши не видно, когда идешь от центрального входа к лестнице.

“Час от часу не легче, - подумал Геннадий Павлович, решив на днях съездить во владения покойного Заграйского и посмотреть все собственными глазами. - Любой из гостей мог выйти через центральных вход и войти незамеченным. А зачем Лайзе понадобилось выяснять, видно ли ее из ниши? - вдруг осенило его. - Вошла бы и поднялась по лестнице. А Мазуркевич, видимо, оглянулась на игроков и удостоверилась, что они ее не заметили. Или она все же не сразу отправилась почивать, а вначале посетила бассейн? Пообщалась с Заграйским, получила отказ и вспылила? Кстати, ничто не мешало ей пересечь “оздоровительный комплекс”, перекинуться парой фраз с хозяином и пройти по внутренней лестнице. Почему же Лайза избрала окольный путь?”

Алла дожидалась Ивана Бармина возле Финансовой академии и сразу заметила его в толпе студентов. Он тоже ее узнал и подошел к ней сам. Парень выглядел подавленным, и она решила не тянуть.

- Вань, ответь мне на главный вопрос, а от этого будет зависеть дальнейшая беседа. Ты имеешь отношение к утоплению Бориса Заграйского?

- Нет.

- А Марина?

Уставившись на свои кроссовки, Иван молчал.

- Молчание - знак согласия, - заключила верная боевая подруга. - Как же ей это удалось?

- Я не знаю... - Собеседник говорил еле слышно. - Марина мне не сказала.

- Расскажи, что тебе известно.

- Мы договорились, что Марина зайдет в Кирюхину комнату, когда старикан заснет. Я ждал-ждал, а около часу ночи решил посмотреть, где она. Стал спускаться по лестнице, а тут как раз Марина идет навстречу - бледная, заплаканная, растрепанная. Я спросил, что случилось, а она говорит: “Не спрашивай ни о чем, иди в свою комнату, сегодня ночуем отдельно”. Я пошел за ней, пытался выяснить, в чем дело, а Марина губы кусает, головой мотает, плачет, но ничего не объясняет. Потом предупредила меня: “Не вздумай спускаться к бассейну, иди скорей к ребятам, чтобы тебя там видели, или мы оба пропадем”. И ушла. Утром я спрятался на веранде и дождался, когда она выйдет из спальни, а Марина сказала: “Немедленно уходи отсюда, Ванюша, скоро приедет милиция, не надо тебе тут быть”.

- Ясно, Вань. Но ты не горюй, есть шанс, что опера на тебя не выйдут. А если все же выяснится твое присутствие в особняке Заграйского, на допросе скажи, что всю ночь тусовался с ребятами, они подтвердят, я их предупрежу. А за Марину не беспокойся - мы ее отмажем. Пока идет следствие, не встречайся с нею.

Жека смотрел на любимую женщину, испытывая сложные чувства. Он и не подозревал, что счастье и боль могут существовать одновременно. Женя любил и был счастлив, что Алла с ним, а больно ему было от сознания, что, взяв на себя ответственность и рискнув, он, вполне возможно, подписал ей смертный приговор.

Сейчас Жека вспоминал слова ее лечащего врача Сережи Савельева: “Как ты потом сможешь жить с этой тяжелой ношей и чувством вины?”

Хирург Евгений Ермаков никогда не боялся ответственности.