Но Анна не мертва. «Жертву нападения госпитализировали». По голосу девушки Камиль понимает, что она в плохом состоянии.

В действительности же Анна в очень плохом состоянии. Слишком слаба, чтобы ее допрашивали. Полицейские, ведущие расследование, сказали, что позвонят, они придут, как только будет возможно. Для переговоров с медсестрой на этаже понадобилось далеко не несколько минут – тридцатилетняя женщина с очень полными губами и тиком правого глаза наконец дает Камилю разрешение войти в палату. При условии, что он не будет задерживаться.

Он толкает дверь и застывает на пороге. Увидеть ее в таком состоянии – настоящая мука.

Поначалу можно различить только полностью забинтованную голову. Можно поклясться, что Анна попала под грузовик. Правая половина лица представляет собой огромную сине-черную гематому, оно так распухло, что, кажется, глаза ушли внутрь головы. На левой стороне – длинная рана, сантиметров двадцати, с красными и желтыми краями, скрепленными лигатурой. Губы разбиты, веки посинели и раздулись. Сломанный нос увеличился в три раза. Нижняя челюсть сломана в двух местах, у Анны слегка приоткрыт рот, из него постоянно тянется ниточка слюны. Молодая женщина похожа на старушку. На одеяле лежат руки, забинтованные до кончиков пальцев, и из-под бинтов видны шины. На правой руке повязка не такая плотная, и можно различить глубокую зашитую рану.

Как только Анна понимает, что в палате Камиль, она пытается протянуть ему руку, на глаза наворачиваются слезы, потом силы как будто покидают ее, она закрывает глаза, потом снова открывает их. Глаза стеклянные, увлажненные, они, кажется, даже утратили свой светло-зеленый цвет.

Голова склонена набок, голос хриплый. Она еле ворочает языком – это причиняет ей острую боль, потому что она его прокусила. Понять, что она говорит, можно с трудом: ей не сомкнуть губы.

– Больно…

У Камиля перехватывает дыхание. Анна пытается говорить, он кладет руку на простыню, чтобы ее успокоить, он боится даже прикоснуться к ней. Лихорадочный взгляд ищет Камиля, ей нужно сообщить нечто исключительно важное.

– грабле… зол…

Она все еще не может прийти в себя от неожиданности случившегося, все как будто только что произошло.

Склонившись к ней, Камиль внимательно вслушивается, делает вид, что понимает, пытается улыбнуться. Может показаться, что Анна без конца перекидывает во рту языком слишком горячее пюре. До него доходят обрывки слогов, он начинает угадывать слова, понимать смысл… Мысленно переводит. Это безумие, как быстро мы привыкаем. Ко всему. И это иногда вовсе не радует.

«Напали», понимает он, «били». «Сильно»…

Брови Анны приподнимаются, глаза становятся круглыми от страха, как будто тот человек снова оказывается перед ней и сейчас начнет колотить ее прикладом.

Камиль протягивает руку, кладет ей на плечо. От резкой боли Анна, взвизгнув, вздрагивает.

– Камиль, – произносит она.

Анна мечется по подушке вправо, влево, голос становится практически неслышным. Из-за выбитых зубов она шепелявит, у нее нет трех зубов слева – резцы внизу и вверху. Когда она открывает рот, кажется, что ей лет на тридцать больше, – этакая Фантина в ухудшенной версии. Анна просила зеркало, но никто не захотел ей его дать.

Впрочем, как бы ни было трудно, она старается прикрывать рот, когда говорит. Тыльной стороной ладони. Чаще всего у нее не получается, рот остается зияющей дырой с вялыми синими губами.

–…ня бу… ровать?

Этот вопрос Камиль, кажется, смог понять. На глаза Анны снова наворачиваются слезы, они, судя по всему, появляются вне зависимости от того, что именно она говорит, – они появляются и текут без всякого логического объяснения. На Аннином лице застыло только немое изумление, только оно.