Одновременно с восхищением перед душевной силой матери в ней жило
совсем другое чувство, - как можно было в горе интересоваться
гидрогенизацией жиров, казанскими улицами и музеями.
И однажды, когда Штрум сказал жене что-то по поводу душевной молодости
Александры Владимировны, Людмила, не сдержавшись, ответила:
- Не молодость это у мамы, а старческий эгоизм.
- Бабушка не эгоистка, она народница, - сказала Надя и добавила: -
Народники хорошие люди, но не очень умные.
Мнения свои Надя высказывала категорически и, вероятно, из-за
всегдашнего недостатка времени в короткой форме. "Мура", - говорила она с
большим количеством "р". Она следила за сводками Совинформбюро, была в
курсе военных событий, вмешивалась в разговоры о политике. После летней
поездки в колхоз Надя объясняла матери причины плохой производительности
колхозного труда.
Своих школьных отметок она матери не показывала и лишь однажды
растерянно сообщила:
- Знаешь, мне влепили четверку за поведение. Представляешь, математичка
погнала меня из класса. Я, выходя, рявкнула "гуд бай!", - все так и
грохнули.
Как многие дети из обеспеченных семей, до войны не знавшие забот о
материальных и кухонных делах, Надя в эвакуационное время много говорила о
пайках, достоинствах и недостатках распределителей, знала преимущества
постного масла перед коровьим, сильные и слабые стороны продельной крупы,
выгоды кускового сахара перед песком.
- Знаешь что? - говорила она матери. - Я решила: давай мне с
сегодняшнего дня чай с медом вместо чая со сгущенкой. По-моему, выгодней
для меня, а тебе безразлично.
Иногда Надя становилась угрюма, с презрительной усмешкой говорила
грубости старшим. Однажды она в присутствии матери сказала отцу:
- Ты дурак, - сказала с такой злобой, что Штрум растерялся.
Иногда мать видела, как, читая книгу, Надя плачет. Она себя считала
существом отсталым, неудачливым, обреченным прожить тусклую, тяжелую
жизнь.
- Дружить со мной никто не хочет, я глупа, никому не интересна, -
сказала она однажды за столом. - Замуж меня никто не возьмет, я кончу
аптекарские курсы и уеду в деревню.
- В глухих деревнях аптек нет, - сказала Александра Владимировна.
- Касаемо замужества твой прогноз чрезмерно мрачен, - сказал Штрум. -
Ты похорошела за последнее время.
- Плевать, - сказала Надя и злобно посмотрела на отца.
А ночью мать видела, как Надя, держа книжку в высунутой из-под одеяла
голой, тонкой руке, читала стихи.
Однажды, принеся из академического распределителя сумку с двумя
килограммами сливочного масла и большим пакетом риса, Надя сказала:
- Люди, и я в том числе, сволочи и подлецы, пользуются всем этим. И
папа подло обменивает талант на сливочное масло. |