Глава 16

Когда я в пятницу вечером подъезжал к форту, моя машина благоухала, как, восточный храм, — весь ее багажник был забит сандаловым деревом. Я нашел мистера Трета в состоянии крайнего возмущения: можжевельник торчал у него в волосах, а посиневший глаз заплыл. Зная цыган, я не платил им вперед за можжевельник, снабдив их запиской, в которой просил мистера Трета выплатить им оговоренную сумму, заверив, что рассчитаюсь с ним по приезде. Однако они совершили подлость — пытаясь подделать цифры, они все перепутали и исковеркали, в результате чего появилась клякса, из-за которой было абсолютно невозможно разобрать истинную цену. Тогда он решил оценить работу по-своему, предложив им либо брать деньги, либо отправляться со своим грузом восвояси. Его цена была значительно меньше изначально оговоренной в записке, так что цыгане сочли себя оскорбленными. Сбив его с ног, они навалили на него весь груз можжевельника, и мистер Третоуэн не был раздавлен лишь благодаря усердию своей жены. Когда я приехал, она как раз прикладывала кусок свежей говядины к его глазу.

Я помог ему нагрузить можжевельник в его пыхтящий драндулет, и процессия отправилась. Кедровых чурбаков вышло порядочно — по состоянию дороги я видел, что старина Трет неплохо потрудился. Распиливать кедр весьма трудно, и я не мог поверить, что из одного дерева получилось столько чурбаков; у меня даже появилось подозрение, что предприимчивый наследник старой смотрительницы скупил все кедры в округе. Все-таки крестьянский череп внутри устроен гораздо лучше, чем снаружи.

Просунув голову в машину, Морган потянула носом и с восхищением узнала запах сандалового дерева. Она сказала, что этот запах напоминает ей Кашмир, и что мой псевдокитаец на самом деле был, скорее всего, тибетцем. Так или иначе, мы лелеяли большие надежды на Костер Азраэля, и она поджарила мне тот самый кусок, говядины, который использовался в качестве примочки для глаза Третоуэна. Рука об руку мы вышли на оконечность утеса и немного посмотрели на море, казавшееся спокойным; затем мы вернулись в дом, и она сварила мне кофе, и вновь я играл ее звездчатыми сапфирами у огня камина, наблюдая, как внутри камней переливались и искрились огоньки.

Утро воскресенья мы провели, карабкаясь по холмам в направлении звона колоколов Старбера, составив представление о местном ландшафте в предвкушении великого события.

Белл Хед смотрит прямо на море, указывая в направлении Америки; когда дует западный ветер, большие волны с Атлантики несутся на нас во весь опор — вот почему волнение около утеса всегда сильное. Оно образуется из гребнеобразно вздыбившихся волн, слоями набегающих одна на другую, что приводит впоследствии к образованию глубокой водяной пропасти между двумя соседними верхними гребнями. Вершина холма отполирована непогодой до почти плоского состояния и вздымается, подобно киту на гребне волны, над пропастью, отделяющей холм от земли. Узкий перешеек из детрита соединяет с равниной то, что когда-то было островом; совсем рядом проходит старое русло реки Дик, в непогоду превращающееся в ручеек и пересыхающее в период засухи, так как не осталось ни одного источника, который питал бы его.

В пяти милях на север расположен Дикмаут, а в трех к югу — Старбер. Пространство между двумя населенными пунктами представляет собой болото с образованными приливом протоками. Посреди болота возвышается Белл Ноул.

Слушая гам чаек над водой и крики галок на скальных карнизах, мы пришли к выводу, что дело идет к перемене погоды. В этот вечер миссис Трет вычистила камин от золы, и мы разложили Костер Азраэля, призывая темного Ангела Входа благословить появление.