В этот миг все присутствующие, протянув ко мне свои кубки, восславили меня — избранника моря, — а Верховный Жрец и король спросили меня о моем последнем желании, поклявшись, что оно будет исполнено. И я потребовал Жрицу Моря!

Возникло некоторое замешательство, так как ранее никто и никогда не изъявлял подобного желания. Обыкновенно мужчины просили земли для своей семьи, или чтобы жены умерли вместе с ними, или отмщения врагу, — но никто никогда не высказывал желания, подобного моему, так что они не знали, что и предпринять: ведь она принадлежала к священному клану, и прикосновение к ней каралось мучительной смертью.

Но, улыбнувшись, я сказал, что таково мое последнее желание, и если оно не будет выполнено, я, отправившись к морским богам, расскажу им немало дурного о происходящем здесь. При этих моих словах Жрица Моря также улыбнулась, из чего я заключил, что она была не так уж недовольна. Однако Верховный Жрец побелел от ярости; не знаю, что бы он сделал, если бы король, стукнув рукою по столу, не объявил, что последнее желание есть последнее желание и должно быть исполнено — иначе меня следует отпустить живым и невредимым. Верховный Жрец ответил, что они не могут противиться воле морских богов, отметивших жертву своей печатью, дабы не пали на эту землю еще большие несчастья: поскольку я приговорен к смерти, я должен буду умереть. Мне показалось, что король доволен представившейся возможностью унизить жреческую касту, нанеся удар кровавому верованию, которое вышло из-под его контроля.

Тогда Верховный Жрец, хмуро улыбнувшись, сказал: законы священного клана предусматривают смерть для смешавшей свою кровь с кровью простолюдина; овладевшего же ею ожидает смерть под пытками.

«Да будет так!» — провозгласил король, довольный тем, что в последний раз видит Жрицу Моря и ее жертвоприношения. Но Верховный Жрец все еще был безумным от ярости — у него и в мыслях не было лишиться Жрицы; однако он не подал виду и улыбнулся улыбкой, более ужасной, чем маска гнева у любого другого человека. Он заверил, что все будет согласно моему желанию, как велит обычай. Я буду со Жрицей Моря до того, как прилив достигнет своей наивысшей точки, а затем встречусь со смертью лицом к лицу — вместо того, чтобы согласно обычаю выпить вино со снотворным — ведь справедливо признать, что медленная смерть от утопления есть смерть под пытками, так что если я приму ее в полном сознании, то оба закона будут соблюдены. Повернувшись ко мне, он спросил, желаю ли я поступить согласно сказанному, поклявшись не огорчать их, дабы им не пришлось отправлять меня к морским богам силой? И я поклялся в этом.

По грубо вырубленным в скале ступеням винтовой лестницы мы спустились в естественную пещеру — она была низкой, и пол ее был покрыт песком; я понял, что мы находимся на уровне реки, так как песок и стены были влажны и покрыты водорослями. В центре пещеры находился прямоугольный камень, длина которого вдвое превышала его ширину, а ширина равнялась высоте — это и был жертвенный алтарь, на котором принесенный в жертву морю ожидал, когда оно придет за ним. В отличие от тех, кого приводили сюда до меня и оставляли одурманенными, так что они даже не знали, кто придет за их душами, я должен был встретить воду в полном сознании — таково было наказание за мою дерзость.

И в те часы, когда прилив подымался, передо мной открывалось то, о чем мечтали лишь немногие и еще меньше — знали наверняка: я понял, почему Троя была сожжена из-за женщины. Ведь Жрица Моря представляла собою всех женщин мира; а я, соединяясь с ней, был воплощением всех мужчин — впрочем, все это принадлежит к жреческим тайнам, и не в моей власти говорить об этом.