— У неё дома есть телефон?

— К сожалению нет.

— А куда же вы ей сегодня звонили?

Казёнкин спохватился, что задал по инерции этот вопрос, пытаясь застать врасплох Самолётова, но было поздно, и последовало незамедлительно наказание в виде едкого ответа самого корреспондента:

— Поздравляю, генерал. Вы прослушиваете мой телефон. А где же ваша хвалёная демократия со свободой слова и свободой личности?

— В интересах следствия это допускается.

— Прошу прощения, генерал, — это опять вступил в разговор Никольский, — но это допускается лишь в отдельных случаях с санкции прокурора. У вас есть такая санкция? Если нет, мы поднимем скандал, это я вам обещаю. И он будет не меньше скандала с ограблением.

Вот когда Казёнкин по-настоящему пожалел, что пригласил газетчиков.

Если раздуют вопрос о незаконном прослушивании, что вырвалось из уст самого генерала ФСБ, да в присутствии нескольких людей, то тут ему не усидеть даже на своём месте, а не то что получить повышение. Кресло под ним явно закачалось.

Казёнкин закашлялся, раздумывая. Отхлебнул оставшийся глоток чая и успокоившись произнёс:

— Перед кем надо, я отвечу. Меня, кстати, вот что интересует. Здесь у нас присутствует ваш ответственный секретарь. Я не разбираюсь в газетных должностях. Ответственный секретарь это что-то вроде секретаря, отвечающего больше, чем за чай?

— Не знаю, вы ехидничаете или действительно не в курсе дела, но скажу просто: ответственный секретарь фактически делает всю газету, то есть несёт за неё всю ответственность.

— О-о, значить, тоже величина?

— Да, и большая.

— А за что вы отвечаете в таком случае?

— За всё и за то, чтобы он нёс свою ответственность правильно.

— А за вас кто несёт ответственность?

— За меня товарищ Горюшкин и политбюро нашей партии.

Казёнкин задавал вопросы, стараясь уйти подальше от неприятной темы прослушивания, но он имел дело с журналистами, которые привыкли ничего не забывать.

— Я позволю себе вернуться к нашим баранам, — вступил в разговор Николай.

— К каким ещё баранам? — недовольно спросил Казёнкин.

— К телефонным, товарищ генерал. — Опять съехидничал Николай. — Хочу сказать, что, прослушивая мой разговор с Машей, вы, разумеется, определили, что она говорила по мобильному телефону.

«Тьфу ты, чёрт, — подумал Казёнкин, — что же мне не доложили такой важный факт?»

— Я это к тому, что в случае не ослабевшего интереса к моей персоне вы можете позвонить ей хоть сейчас и узнать, где я был вечером.

— Это я с удовольствием, — обрадовался Казёнкин. — Можете сообщить номер?

Самолётов назвал, и генерал тут же набрал его на своём аппарате, не забыв нажать кнопку записи встроенного магнитофона для контроля, хотя запись разговоров велась и в другом месте. Разговор был предельно вежливым.

— Алло, слушаю вас.

— Добрый вечер, девушка. Извините, пожалуйста, это беспокоят из Федеральной службы безопасности. Вы только не волнуйтесь.

— А я и не волнуюсь. С чего вы взяли?

— Вы знакомы с Николаем Степановичем Самолётовым?

— Да, а что такое? С ним что-нибудь случилось?

— Да нет, я же говорю, не волнуйтесь. У меня чисто технический вопрос. Он вчера вечером был у вас?

— А это предосудительно?

— Девушка, простите, но лучше будет, если вы станете только отвечать на мои вопросы, а не задавать свои. Это сэкономит нам время и ваши деньги за мобильную связь.