— Неужели ты все это один наворочал?

Савелий пожал плечами, как бы говоря, что сам немало удивлен происшествием.

— Ну что ж, один труп, четверо изувеченных, огнестрельное оружие… Давай документы!

Савелий протянул зачехленный в тряпицу паспорт.

— Разбираться будем в отделении. Прошу следовать за мной… А вы, граждане, разойдитесь. Или трупов не видели? Сейчас «скорая» приедет…

Из толпы любопытных выскочил бомж Ешка и начал что-то горячо объяснять, но майор поднял руку, призывая его к молчанию. Обернулся к Савелию:

— Подельщик твой?

— Просто знакомый человек. Вместе телевизор покупали.

— Бомжа тоже в машину, — распорядился майор.

В отделении Ешку сразу кинули в камеру, а с Савелия сняли допрос. Майор отвел его в маленькую комнату с зарешеченным окошком, усадил на стул, направил в лицо горящую настольную лампу с металлическим козырьком, а сам уселся за стол, разложил бумагу и приготовился записывать. Он задал Савелию много вопросов: как зовут, откуда родом, сколько лет, чем занимаешься, зачем прибыл в Москву — и прочее, прочее в том же духе. Савелий отвечал искренне и охотно, но не все ответы пришлись майору по душе. Через пять минут он заподозрил, что задержанный, как он выразился, «крутит вола». В частности, он не мог понять, как это Савелий сорок лет просидел на печи, а потом вдруг сорвался с места и неизвестно зачем приехал в Москву. Слишком неправдоподобно. Даже по нынешним временам.

— Если ты, Савелий Батькович, — заметил майор, откладывая ручку, — решил закосить под полоумного, не торопись. Еще подумай, где тебе будет лучше — в тюрьме или в психушке.

— Мне бы плечо перевязать, — пожаловался Савелий. — Кровь перенять.

— Чего у тебя с плечом?

— Пулькой задело.

Майор ушел, оставя его одного, и вскоре вернулся с санитаром. Может, это был не санитар, а кто-то другой, но в белом халате и с медицинским саквояжем. Савелий загодя разделся, снял свитер и нательную рубаху, всю набрякшую черным. Пули прошли по касательной, но разворотили телесные ткани довольно глубоко. Жгло плечо, как паяльником. Санитар, ни слова не говоря, обработал раны и стянул плечо натуго наклейкой и бинтом.

— Укольчик сделать?

— Так заживет, — отмахнулся Савелий.

— Ну гляди. У нас нынче любой препарат на счету.

Пока санитар обихаживал Савелия, майор обошел его со всех сторон и даже пощупал в разных местах.

— Выходит, Савелий Батькович, ты такие бугры накачал, на печи сидючи?

— Природа, — объяснил Савелий. — Кому че даст, то имеешь.

Обратно натянул на себя мокрую рубаху и свитер.

— Теперь бы чайку стаканчик. Озноб унять.

Майор велел санитару озаботиться чайком. Когда остались одни, спросил:

— Ты хоть понимаешь, во что вляпался? Савелий понимал, но, как оказалось, не совсем верно. Он надеялся, что свидетели, которых было полмагазина, подтвердят, что он никого не трогал, а на него как раз напали несколько человек с ножами и железками, вдобавок в него стреляли, и он думал, что это смягчит его вину. Майор не удивился его наивности: откуда было набраться уму-разуму глубинному жителю. В процессе допроса он уже как-то поверил, что Савелий вряд ли настоящий преступник, и, вероятнее всего, действительно всю предыдущую жизнь ковырялся в навозе да задирал коровам хвосты.

— Если ты правду говоришь, Савелий Батькович, то лучше бы тебе не вылезать из деревни до скончания века. Ты думаешь, кто Москвой правит? Думаешь, Лужков с Куликовым? Ошибаешься, братец. От старых порядков не осталось и помину. Масть в столице держит частный капитал. А у кого он в руках? У еврейского банка да у лиц кавказской национальности.