|
До свидания. Кармаданов хотел было задать еще вопрос, но сдержался. Впрочем, пожилой заметил и понял. В чуткости ему было не отказать. — Сегодня никаких эксцессов больше не будет, мы присмотрим. Отдыхайте спокойно. До завтра. И ушел. Его «газель» давно уехала, и он просто пошел пешком в сторону Университетского проспекта. Легким, спортивным шагом, будто бы не обремененный никакой заботой, никакой тяготой, будто бы все произошедшее было таким незначительным и обыденным… Он даже, кажется, что-то засвистел себе под нос. И ни разу не оглянулся. Еще с минуту Кармаданов и Серафима молчали, только втискивались друг в друга. Дрожь ее немного унялась. Он спросил: — Ты идти сможешь? — А ты? — как ровня, в ответ спросила она. Да она теперь и была ему ровня. — Кажется, да. — И я — кажется, да. Он осторожно поднял ее с колен — ноги ее на миг беспомощно вытянулись в воздухе, упала на землю странная визитка — и поставил на землю. Осторожно поднялся сам. Сима нагнулась, подняла визитку и подала отцу. Он взял. — Как сердце у тебя? — очень взросло спросила она. Так иногда Руфь спрашивала; дочь до сегодня — ни разу. Он прислушался к себе и с некоторым удивлением понял, что вроде бы в первом приближении очухался. Ответил: — Шевелится. Может, тебя понести? — Вот только этого еще не хватало, — сказала Сима. Тогда он просто взял ее за руку, и они чинно пошли к дому. Со стороны любой подумал бы просто: как славно гуляют. — А давай маме ничего не скажем, — вдруг предложила Сима. — Чего ее зря волновать? Нам уже все равно, а она пусть живет как раньше. Кармаданов даже сбился с шага. Наклонился. Сима тоже остановилась, подняла голову. Они посмотрели друг другу в глаза. Двенадцать лет пигалице… Кармаданову оставалось только преклоняться перед мужеством дочери. — Я — за, — сглотнув от избытка чувств, сказал он. И тогда словно кто-то распахнул перед ним дверь, по ту сторону которой сверкают в беспредельном пространстве все истины мира — и он увидел: эта родная храбрая пигалица станет поразительной женщиной, а они с Руфью будут гордиться тем, что они — ее родители… Время эффектно и сполна подтвердило его правоту. ГЛАВА 7. Крылатая каравелла — Не разбудила? — Нет. — Я звоню, когда ты сказал. — Да, конечно. — У тебя больной голос. — Нет, Катя, нет. Журанков теперь тщательно следил за своей речью — чтобы не вырвалось снова вчерашнее «Катенька». Ни к чему были такие ошибки. — Что скажешь? — К сожалению, пока ничего хорошего. Мало времени. Что мог — я сделал, теперь надо просто подождать. Она помолчала. А когда заговорила снова, голос был сухим и отчужденным. Почти враждебным. Она хотела показать, что очень недовольна. — Я понимаю, разумеется. Но не тяни слишком долго и не заставляй меня просить несколько раз. А то я пожалею, что к тебе обратилась. Журанков чуть улыбнулся. — Оставь мне свой телефон — я позвоню, как только что-то прояснится. — Костик, это неудобно, пойми. — Понимаю. — Валентин будет недоволен, если ты примешься нам названивать. |
