Дуглас Брайан. Беспокойные мертвецы
Всем известно, что его величество король Аквилонии Конан ненавидит всякого рода магию. Какие-нибудь целительницы-травницы, которые умеют ставить припарки и лечат простуду травяными настоями, — еще куда ни шло, но заклинания, вызывание духов и прочее каралось у него быстро и беспощадно. Поэтому судья Геторикс некоторое время колебался, прежде чем обратиться к королю за советом. Геторикс, молодой мужчина с густыми светлыми волосами и аккуратно подстриженной бородой, был назначен судьей всего полгода назад и рассматривал это как большую честь для себя. Перед Конаном он робел, что, впрочем, было естественно: король многим внушал трепет своей массивной мускулистой фигурой, копной черных волос и пронзительными синими глазами. Это был человек, много переживший, многое повидавший, по-своему справедливый и в иных случаях весьма скорый на расправу. Он был гневлив и в гневе необуздан и страшен; однако тот же Конан умел быть внимательным и серьезным. Геторикс вошел в зал приемов и поклонился, не доходя десяти шагов до трона, на котором восседал король. — Говори, — велел Конан. По голосу его величества Геторикс понял, что король утомлен. — Я в затруднении, — начал судья, — и боюсь вынести несправедливый приговор. А поскольку все смертные приговоры в Аквилонии выносятся именем вашего величества… — Я знаю. К делу, — перебил Конан. — Не отнимай у меня лишнего времени. — Прошу прощения. — Геторикс поклонился и отступил на шаг. — Один человек, подданный вашего величества, житель Тарантии по имени Грумент обвиняет некую женщину по имени Корацезия в том, что она колдовством извела его отца, почтенного жителя Тарантии по имени Грумент-старший. Геторикс задохнулся и замолчал. Слишком много имен, сведений и эмоций вложил он в эту длинную фразу. Король сдвинул густые брови, обдумывая услышанное. Затем заговорил: — Грумент говорит, будто Корацезия извела его отца колдовством? — Именно так, ваше величество, — поклонился Геторикс. — Ваше величество абсолютно правильно понимает суть проблемы. — Не вижу никакой проблемы, — болезненно поморщился король. — И не вижу, — продолжал он, повышая голос, — причин беспокоить меня подобной ерундой! Если Корацезия — ведьма, то ее нужно сжечь! В Аквилонии все смертные приговоры отдаются от имени моего величества, как ты справедливо заметил, почтенный Геторикс. Пусть твоя совесть будет чиста. От имени моего величества ты можешь сжечь эту Корацезию на костре или утопить ее в мешке с живыми кошками — как тебе захочется. Потому что ведьме нечего делать в Тарантии. — В том-то и проблема, — Геторикс отступил еще на шаг, опасаясь королевского гнева (и не без оснований, насколько он знал по рассказам других). — В чем? — Конан чуть приподнялся на троне. — Корацезия наотрез отказывается признавать свою вину. — Естественно! — фыркнул Конан. — Она ведь трясется за свою шкуру. — Нет, господин. Она утверждает, что невиновна. Что ей лучше умереть, чем признаться в преступлении, которое она не совершала. — Вот как? — Конан поднял брови. — Есть ли причина? — Да, ваше величество. У Корацезии есть маленькая дочь. — И нет мужа? — проницательно добавил король. — Именно! Ваше величество глубоко проникает в суть вопроса. — Не вижу вопроса, — фыркнул Конан. — Все ведьмы рано или поздно обзаводятся дочками, которые никогда не знают, кто их отец. |
