Леопольд фон Захер-Мазох. Дидро в Петербурге
Дидро энциклопедист, философ и критик, одаренный новеллист, его «Племянника Рамо» и «Жака-фаталиста» мы и сегодня еще читаем с тем величайшим удовольствием, какое доставляют лишь поистине классические творения – в повседневном существовании проявлял тот же хлесткий и едкий юмор, то же неизменно находчивое остроумие, что и в своих писаниях, которые, по меньшей мере, столь же заставили опасаться его, как и снискали любовь к нему не только в его отечестве, но сделали писателя опасным и любимым везде, где в ту пору французский язык господствовал, – в науке, литературе и обществе, а это без малого весь образованный и полуобразованный свет. Дидро высмеивал все и прежде всего своих друзей: поэтов, философов и монархов, с которыми состоял в переписке. И «Северная Семирамида», как полульстиво-полузло Вольтер окрестил русскую царицу Екатерину II (ибо Семирамида тоже взошла на забрызганный кровью престол, переступив через труп супруга), также относилась к друзьям Дидро и вела с ними оживленную переписку, равно как с Вольтером, гримом и другими великими умами своего времени. На сколь красивом, столь и гениальном «папе в женском обличии», как Дидро называл царицу, он тоже упражнял свое остроумие. Но особенно безудержно высмеивал он французских ученых, которые прибывали ко двору Екатерины, завернув все свое состояние в носовой платок, чтобы впоследствии возвратиться на родину осыпанными бриллиантами с головы до ног и петь дифирамбы великой женщине и святой Руси. Он высмеивал их долго, пока в один прекрасный день не решил, наконец, посетить «философа на троне». Два письма, написанные женской рукой, подвигли его на это решение. Выражение «нежной рукой» в отношении этих писем было бы, пожалуй, неуместным, ибо руки, о которых идет речь, в свое время отважно размахивали шпагой, предводительствуя мятежными солдатами против их императора, пролили кровь, ныне же одна из них твердо сжимала скипетр огромного государства, тогда как другая золотым жезлом правила Академией наук. Точнее говоря, по письму исходило от двух Екатерин: от «большой Екатерины», царствовавшей в России, и от ее очаровательной подруги «Екатерины маленький», как двор в шутку называл княгиню Катеньку Дашкову, которая помогла царице свергнуть с престола супруга, Петра III, и теперь в качестве самой образованной русской возглавила Петербургскую академию. Императрица среди прочего писала: «Если Вы вскоре не прибудете ко мне, мой дорогой философ, то я сама прибуду к Вам, но не одна, а в сопровождении своей армии, и уж тогда-то в одночасье силой уведу из Франции все ее лучшие умы. Если Вам угодно избежать того, чтобы Ваше отечество, которое я так высоко ценю и люблю, превратилось в поле сражения, то безотлагательно пакуйте сундуки». А княгиня Дашкова писала: «Императрица, абсолютная владычица пятидесяти миллионов крепостных, снова скучает. А знаете ли Вы, что значит, когда скучает царица? Сие ни много ни мало означает: Россия трепещет и чает в Вас избавление от гнева императрицы. Говоря же серьезно, мой гениальный друг, Вы – единственный, кого мы все, и прежде всего императрица, считаем способным разогнать те хмурые тучи, которые уже добрые три месяца собираются на ее небосклоне. Императрица горит желанием лично познакомиться с Вами, и не только она. Екатерина Великая ожидает Вас; Екатерина Малая по Вам вздыхает; двор, государство и в особенности Академия наук – все жаждут Вас видеть. Следовательно, приезжайте незамедлительно, но коль скоро Вы окажетесь настолько жестокосердным и станете и далее лишать нас возможности лицезреть Вас, то пришлите хотя бы свое изображение. Мы велим изготовить с него сотни миниатюрных копий и все будем носить их на сердце». Этого фимиама с избытком хватило даже для такого философа, как Дидро. |
