Директор и надзиратель тихо разговаривали у окна. Директор сел, надзиратель продолжал стоять.
— Подойдите.
Заложив руки за спину, неуклюже, смущенно, мальчики остановились у стола, заваленного бумагами, ведомостями, досье.
— Опять вы, — сказал директор. — Небось горды собой? И только потому, что у вас молодая и еще неопытная учительница, вам доставляет удовольствие делать ее жизнь невыносимой. Непристойный галдеж — ваших рук дело, я сказал бы — мания. Вы, Корбино, самый рослый и самый глупый, берете на себя поддержание бедлама на уровне, а вы, Шайу, исподтишка, как бы ни при чем, всячески его субсидируете.
Слово показалось Люсьену столь странным, что живот буквально свело судорогой, и он чуть не расхохотался, как сумасшедший. От этого нелепого слова «субсидия» голова шла кругом.
— Вас, кажется, забавляют мои слова, Шайу?
— Нет, господин директор.
Кризис терял свою остроту. Оставался страх перед неминуемым наказанием. Легко было представить себе загубленные вечера, тоскливые обеды и ужины наедине с угрюмым отцом, с трудом сдерживающим себя, чтобы не распекать, не осыпать упреками.
Директор повернулся к надзирателю:
— Что вы предлагаете, господин надзиратель? Вернуть их родителям? Совершенно очевидно: так это не может продолжаться. Шайу, соблаговолите мне объяснить, почему мадемуазель Шателье вынуждена постоянно с вами конфликтовать?
— Она пристает ко мне, — прошептал Люсьен.
Директор подскочил:
— Что это еще за блатной жаргон?
Верный Эрве пришел на помощь:
— У нее зуб на нас.
Уловка вернула Люсьену малость хладнокровия. Он глубоко вздохнул и пролепетал:
— Это правда, господин директор. Есть ведь и другие… Но с ними никогда ничего не случается.
— Так! Для начала вы принесете извинения своей учительнице. Затем будут приняты необходимые меры.
Он нажал кнопку оперативной связи:
— Мадам Бошан, попросите мадемуазель Шателье зайти ко мне.
Люсьен и Эрве с досадой переглянулись. Мадемуазель Шателье вошла и присела на край кресла.
— Шайу, извинитесь, как подобает воспитанному мальчику. Ну! — приказал директор.
— Что мне надо говорить? — бормотал красный от злости Люсьен.
— Прошу вас принять мои извинения…
— Извиняюсь…
— Нет. Прошу вас принять мои извинения…
Мадемуазель Шателье сидела, опустив голову, словно сама была виновата.
— Прошу вас… — начал Люсьен.
Голос дрожал от унижения. Он закончил одним махом:
— …принять мои извинения.
— Ваша очередь, Корбино.
Эрве в ярости переминался с ноги на ногу.
— Вы слышите, что я сказал? — спросил директор.
Эрве закрыл глаза и промямлил, как маленький:
— Прошу вас принять мои извинения…
Мысленно добавил:
…старая мымра.
— А теперь уходите оба с глаз долой, — заключил директор. — Скоро узнаете о моем решении. Господин надзиратель, соблаговолите проводить их в класс… А вас, мадемуазель Шателье, попрошу остаться. — Пока провинившиеся удалялись в сопровождении надежной охраны, он вызвал секретаршу: — Мадам Бошан, будьте добры, принесите мне досье учеников Шайу и Корбино из восьмого «Г»… Спасибо.
Он открыл первую папку и стал медленно читать: Шайу, Люсьен, год рождения: 3 ноября 1961. Нант.
— Значит, ему пятнадцать с половиной лет. Согласен, он не слишком продвинут в своем развитии, как, впрочем, и другие. |