Изменить размер шрифта - +
Директор и надзиратель тихо разговаривали у окна. Директор сел, надзиратель продолжал стоять.

— Подойдите.

Заложив руки за спину, неуклюже, смущенно, мальчики остановились у стола, заваленного бумагами, ведомостями, досье.

— Опять вы, — сказал директор. — Небось горды собой? И только потому, что у вас молодая и еще неопытная учительница, вам доставляет удовольствие делать ее жизнь невыносимой. Непристойный галдеж — ваших рук дело, я сказал бы — мания. Вы, Корбино, самый рослый и самый глупый, берете на себя поддержание бедлама на уровне, а вы, Шайу, исподтишка, как бы ни при чем, всячески его субсидируете.

Слово показалось Люсьену столь странным, что живот буквально свело судорогой, и он чуть не расхохотался, как сумасшедший. От этого нелепого слова «субсидия» голова шла кругом.

— Вас, кажется, забавляют мои слова, Шайу?

— Нет, господин директор.

Кризис терял свою остроту. Оставался страх перед неминуемым наказанием. Легко было представить себе загубленные вечера, тоскливые обеды и ужины наедине с угрюмым отцом, с трудом сдерживающим себя, чтобы не распекать, не осыпать упреками.

Директор повернулся к надзирателю:

— Что вы предлагаете, господин надзиратель? Вернуть их родителям? Совершенно очевидно: так это не может продолжаться. Шайу, соблаговолите мне объяснить, почему мадемуазель Шателье вынуждена постоянно с вами конфликтовать?

— Она пристает ко мне, — прошептал Люсьен.

Директор подскочил:

— Что это еще за блатной жаргон?

Верный Эрве пришел на помощь:

— У нее зуб на нас.

Уловка вернула Люсьену малость хладнокровия. Он глубоко вздохнул и пролепетал:

— Это правда, господин директор. Есть ведь и другие… Но с ними никогда ничего не случается.

— Так! Для начала вы принесете извинения своей учительнице. Затем будут приняты необходимые меры.

Он нажал кнопку оперативной связи:

— Мадам Бошан, попросите мадемуазель Шателье зайти ко мне.

Люсьен и Эрве с досадой переглянулись. Мадемуазель Шателье вошла и присела на край кресла.

— Шайу, извинитесь, как подобает воспитанному мальчику. Ну! — приказал директор.

— Что мне надо говорить? — бормотал красный от злости Люсьен.

— Прошу вас принять мои извинения…

— Извиняюсь…

— Нет. Прошу вас принять мои извинения…

Мадемуазель Шателье сидела, опустив голову, словно сама была виновата.

— Прошу вас… — начал Люсьен.

Голос дрожал от унижения. Он закончил одним махом:

— …принять мои извинения.

— Ваша очередь, Корбино.

Эрве в ярости переминался с ноги на ногу.

— Вы слышите, что я сказал? — спросил директор.

Эрве закрыл глаза и промямлил, как маленький:

— Прошу вас принять мои извинения…

Мысленно добавил:

…старая мымра.

— А теперь уходите оба с глаз долой, — заключил директор. — Скоро узнаете о моем решении. Господин надзиратель, соблаговолите проводить их в класс… А вас, мадемуазель Шателье, попрошу остаться. — Пока провинившиеся удалялись в сопровождении надежной охраны, он вызвал секретаршу: — Мадам Бошан, будьте добры, принесите мне досье учеников Шайу и Корбино из восьмого «Г»… Спасибо.

Он открыл первую папку и стал медленно читать: Шайу, Люсьен, год рождения: 3 ноября 1961. Нант.

— Значит, ему пятнадцать с половиной лет. Согласен, он не слишком продвинут в своем развитии, как, впрочем, и другие.

Быстрый переход