Роберт Сойер. Квантовая ночь
Квантовая ночь
Посвящается Чейз Мастерсон, прекрасной внутри и снаружи. Возможно, это обязательное свойство любой теории сознания – чтобы она содержала по крайней мере одну безумную идею.
1 Некоторые мои коллеги с факультета психологии Университета Манитобы считают преподавание неудобством – «неотвратимым злом», как его называл Менно Уоркентин, возмущаясь количеством времени, которое оно отнимает от его исследований, – однако я обожаю преподавать. О, возможно, не так сильно, как люблю бананы, или смотреть по десятку старых эпизодов «Умерь свой пыл» или «Замедленного развития» кряду, или фотографировать в телескоп шаровые звёздные скопления, но если брать только то, за что мне платят деньги, то преподавание – одно из самых любимых моих занятий. Да, учить первокурсников – та ещё морока: огромные аудитории, заполненные спёртым воздухом и бесконечными рядами исходящих страхами подростков. Хотя мой собственный первый курс был больше двадцати лет назад, я живо помню, как записывался на вводный курс психологии в надежде разобраться в сбивающей с толку мешанине тревожности и влечений, что бушевала тогда – да и сейчас тоже – внутри меня. Cogito ergo sum? Скорее, sollicito ergo sum – беспокоюсь, следовательно, существую. Но тем серым утром у меня было занятие по курсу «Неврология этики» для третьекурсников, на который записалось меньше студентов, чем в феврале дней, и это сделало возможным не только лекцию, но и диалог. На прошлом занятии у нас была оживлённая дискуссия о Ватсоне и Скиннере, конкретно – об их идее о том, что люди – не более чем реагирующие на стимулы машины, чей «чёрный ящик» мозга предсказуемо реагирует на входные сигналы. Но сегодня, вместо того чтобы продолжить разрушение бихевиоризма, я счёл необходимым уклониться на тёмную сторону, продемонстрировав с помощью смонтированного на потолке проектора фотографии из Саваннской тюрьмы, появившиеся на ВикиЛикс в эти выходные. Некоторые из них были просто отдельными кадрами из видеозаписей камер наблюдения; охранники на них сняты камерой под потолком и не позируют. Хотя изображённое на них было жестоко, не эти фото были самыми страшными. Нет, по-настоящему тошнотворными – до колик в животе, до желания отвести взгляд, до отказа верить своим глазам – были постановочные фото напоказ: фото охранницы, которая поставила ботинок на спину заключённой и с радостной рожей показывает большой палец кретину, держащему айфон; фото двоих мужчин в униформе, подбрасывающих измождённого голого заключённого к потолку, да так сильно, что, как показал позже рентген, его череп треснул в трёх местах. Снимок усатого сержанта, присевшего над лежащим заключённым и испражняющегося ему на грудь, – одной рукой он зажимает заключённому рот, другой показывает знак мира; фото потом прогнали через Инстаграм, чтобы сделать его похожим на старомодный снимок «Поляроида», с белой рамкой и прочим. У меня закрутило в животе, когда я демонстрировал всё это слайд за слайдом, одно злодеяние за другим. Господи, да ведь прошло уже шестнадцать лет с Абу-Грейб и полстолетия со «Стэнфордского тюремного эксперимента» Филипа Зимбардо. Мало того что, как предполагается, охранникам рассказывают о ситуативном давлении и учат ему противодействовать, двое из запечатлённых учились на курсах надзирателей. Они знали о Зимбардо; они знали об экспериментах Стэнли Милгрэма с электрошоком и подчинением авторитету; они читали конспекты отчёта Тагубы о зверствах в тюрьме Абу-Грейб. И всё же, несмотря на то что их специально учили распознавать эти «ловушки» и избегать их – слово на первый взгляд безобидное, но, если задуматься, подразумевающее падение в бездну, следование за Люцифером в самое пекло ада, – эти мужчины и женщины дегуманизировали того, в ком ощущали врага, и в процессе утрачивали свою собственную человеческую сущность. |
