Роберт Сойер. Золотое руно
Золотое руно
Звездолёт «Арго» летит к Колхиде, планете звезды Эта Цефея в сорока семи световых годах от Земли. Прошло два субъективных года полёта, осталось ещё шесть. Но что-то странное творится с управляющим жизнью корабля компьютером: он, поставленный хранить и оберегать экипаж, начал убивать людей, выдавая их смерть за самоубийство… Моим родителям, Джону А. Сойеру и Вирджинии Сойер
ЭТО ТВОЙ ШАНС ОТПРАВИТЬСЯ В КОСМОС! КОСМИЧЕСКОМУ АГЕНТСТВУ ООН ТРЕБУЮТСЯ ЛЮДИ ВСЕХ ПРОФЕССИЙ ДЛЯ УЧАСТИЯ В ПЕРВОЙ ЭКСПЕДИЦИИ ЗА ПРЕДЕЛЫ СОЛНЕЧНОЙ СИСТЕМЫ
Нам нужны 10000 человек, которые составят экипаж «Арго», первого из наших звездолётов‑аркологий с таранными двигателями Бассарда. «Арго» выполнит полное обследование Эты Цефея IV («Колхиды»), землеподобной планеты в 47 световых годах от Солнца. В соответствии с идеей «космической общины» мы рассмотрим кандидатуры от представителей всех профессий и слоёв общества. Кандидаты должны быть моложе 30 лет и иметь хорошее здоровье. [О]тветьте на это письмо, и форма заявки будет загружена на ваш терминал.
1
Как мне нравится, что они слепо мне доверяют. Вот какая разница, что сейчас на корабле ночь? Астрономы столетиями трудятся, когда остальные спят, и даже здесь, где возможности выглянуть наружу не будет до самого конца нашего долгого путешествия, Диана Чандлер так и не поборола привычку приниматься за работу только после того, как я приглушу дневное освещение в коридорах. Я намекнул Диане, что она сможет проверить свои неожиданные открытия с помощью оборудования, хранящегося в грузовых трюмах. Тот факт, что на нижние палубы никто не спускался в течение почти двух недель, её как будто бы не беспокоил. То, что она осталась одна посреди моей искусственной ночи, также её не тревожило. В конце концов, даже на корабле с 10033 другими людьми она, я уверен, чувствовала себя в безопасности под моим неусыпным взором. У неё был совершенно спокойный вид, когда она углубилась в служебный коридор, стены которого устилали сине‑зелёные водоросли, накрытые прозрачными акриловыми листами. Я уже стёр файлы, содержавшие её расчёты и заметки, так что оставалось завязать всего один последний узелок. Я закрыл дверь у неё за спиной. Это тихое пневматическое шипение было для неё привычным, и всё же её сердце пропустило удар, когда за шипением последовали щелчки выскакивающих из пазов запорных стержней. Открытая дверь впереди бросала на искусственный газон под ногами прямоугольник красного света. Она пошла к ней. Её шаг был твёрд, но признаки нервозности начинали появляться в её медицинской телеметрии. Как только она прошла через следующую дверь, я захлопнул и запер и её. — ЯЗОН? — произнесла она, наконец; её обычно ясный голос понижен до подрагивающего шёпота. Я ничего не ответил, и одиннадцать секунд спустя она заговорила снова: — Ну же, ЯЗОН, в чём дело? — Она пошла по коридору. — Ой, не хочешь — не надо. Я тоже не хочу с тобой говорить. — Она продолжала идти, но стук её каблуков складывался в быстрый ритм, который соответствовал её ускоряющемуся сердцебиению. — Я понимаю, что ты на меня злишься, но в этих делах тебе придётся довериться моему мнению. — Я молча мигнул осветительными панелями позади неё. Она оглянулась, посмотрела вдоль чернеющего коридора, потом снова зашагала вперёд; её голос дрожал ещё больше. — Я должна рассказать Горлову о том, что нашла. — Блинк. — Люди на борту имеют право знать. — Блинк. — Кроме того, тебе не удастся хранить такой секрет вечно. — Блинк. Блинк. Блинк. — Да чёрт подери, ЯЗОН! Скажи что‑нибудь! — Мне жаль, Диана, — сказал я через громкоговорители, установленные на перекрещивающихся металлических балках потолка. |
