Ширли Джексон. Летние люди
В десяти километрах от ближайшего городка Эллисоны имели загородный дом, удачно расположенный на холме. С трех сторон взгляд радовали деревья с густой листвой и зеленые лужайки, не выгоравшие на солнце даже в самом разгаре лета. С четвертой стороны открывался вид на озеро и дощатый мол, который Эллисоны давно уже задумывали починить. Хоть с веранды, хоть с деревянной лестницы, спускавшейся к берегу, обзор окрестностей был великолепным. Эллисоны очень любили свой дом; они с нетерпением ждали лета, чтобы переехать туда, и оставляли его, когда наступала осень, с большим сожалением; но они никогда не испытывали необходимости внести в него какие-либо улучшения: дома и озера было достаточно на то время, которое им оставалось жить. В доме не имелось ни отопления, ни водопровода — воду подавал маленький насос, расположенный во дворе, — ни электричества. Семнадцать лет подряд Джэнет Эллисон готовила еду и подогревала воду на керосинке, Роберт Эллисон отрабатывал наряды по обеспечению водой и читал свою газету при свете керосиновой лампы. Привыкшие к городским удобствам, они очень хорошо приспособились к этой деревенской безыскусной жизни. Поначалу это служило поводом для шуток, но теперь, когда они не имели больше нужды производить впечатление на своих гостей, рассматривалось как привлекательность летней жизни. Это были обыкновенные простые люди. Миссис Эллисон было пятьдесят восемь лет, ему шестьдесят; их дети уже обзавелись семьями и проводили свой отпуск на морских курортах; друзья умерли или жили в комфортабельных домах. Имелись у них племянники и племянницы, но с ними они виделись очень редко. Зимой они безропотно терпели свою квартиру в Нью-Йорке, потому что ждали лета, а летом говорили себе, что зима стоит труда быть прожитой, так как следующим летом они снова вернутся в свой загородный дом. Они достигли того возраста, когда уже не стыдятся быть рабами своих привычек. Каждый год Эллисоны покидали свой летний дом всегда на следующий день после первого понедельника сентября, и бывали неутешны, если погода в сентябре и октябре стояла прекрасной, а они задыхались в городе. Но им понадобилось много времени сообразить, что если ничто не призывает их в Нью-Йорк, то они могли бы изменить традиционную дату возвращения и остаться в загородном доме и после Праздника Урожая. — Ничто нас не принуждает возвращаться в город, — сказала миссис Эллисон с самым серьезным видом, словно была захвачена совершенно новой мыслью. И он ответил ей так, будто они, ни та ни другой, ни разу об этом не думали: — А почему бы нам не воспользоваться дачным сезоном как можно дольше? И на следующий день после Праздника Урожая миссис Эллисон с тем чувством, с каким пускаются на великую авантюру, и видом человека, бесшабашно порывающего с традициями, объявила местным жителям, у которых делала свои покупки, что она и ее муж решили продлить проживание по крайней мере еще на месяц. — Никто не ждет нас в городе, — доверительно сообщила она мистеру Бэбкоку, бакалейщику. — Лучше уж пользоваться, пока еще возможно, преимуществами сельской жизни. — Никто не живет на озере после Праздника Урожая, — важно сказал мистер Бэбкок, укладывая провизию миссис Эллисон в большой картонный ящик. Он остановился, глядя на пачку печенья, и, немного поразмыслив, добавил: — Никогда. — Но в городе, — миссис Эллисон говорила о городе так, словно мистер Бэбкок мечтал туда отправиться, — такая жара! Вы не можете себе представить. Каждый раз нам жаль уезжать. — Ненавижу уезжать, — сказал мистер Бэбкок. Одной из идиотских привычек, раздражавших миссис Эллисон больше всего, была как раз эта мания местных жителей повторять часть услышанной фразы и искажать ее! — Мне бы и самому было тяжело уехать, — сказал мистер Бэбкок, справившись с ней своими силами. |
