Андрей Максимов. Самоубийство Земли
СТРАХОПРОИЗВОДИТЕЛЬ
Дверной звонок истерично захохотал.
Я подошел к двери сбоку, в глазок смотреть не стал — опасно, могут и выстрелить.
— Кто? — спросил я, тщетно пытаясь придать голосу уверенность.
— Сторожа вызывали? — спросили с другой стороны двери.
— Пароль?
Паролем служила фамилия заказчика. Услышав свою фамилию, начал открывать дверь. У меня было пять замков, причем три из них открывались только изнутри.
На пороге стоял весьма молодой человек довольно приятной и, что меня особенно удивило, интеллигентной наружности. Узкие плечи и высокий лоб как-то плохо гармонировали с его профессией. Впрочем, кто их разберет, сторожей? Профессия — новая.
Переступив порог и с профессиональной быстротой закрыв все замки, он неожиданно спросил:
— Вы общительный?
Увидев мой недоуменный взгляд, разъяснил:
— Могу всю ночь в отдельной комнате просидеть. Или на кухне. Можем пообщаться. Как хотите. Большинство предпочитает беседу, но, конечно, бывают и исключения.
— Я всегда был из большинства, — буркнул я, и мы пошли на кухню.
Зажмуренный глаз солнца еще не совсем скрылся за горизонтом и этот ленивый солнечный взгляд окрашивал мир в спокойные мягкие тона.
Картошка, которую я сварил к его приходу, хоть и из последних сил, но еще дымилась пока. Запотевшая водка обещала новые впечатления.
Я подумал, что, пожалуй, впервые за последнее время чувствую себя уютно в своем доме: страха нет.
— За знакомство!
Мы чокнулись. Он выпил и стал судорожно закусывать.
— Ну и о чем предпочитаете разговаривать? — спросил он.
— А о чем говорят в таких случаях? — спросил я, потому что, действительно, не знал, о чем в таких случаях говорят.
— О разном… — Он откинулся и начал ковырять спичкой в зубе. — Видите ли, паника поселилась в нашем городе довольно давно, и люди в общем привыкли к ней. Но периодически страх вырывается из-под контроля души, и тогда человек уверывает, что именно сегодня придут некие страшные люди и уничтожат именно его. Тогда он звонит нам. Мы приходим. Наш кооператив, собственно, для того и создан, чтобы приходить, когда нам звонят… Ну вот…
— А потом что?
— А что — потом? Говорим. Потом уходим. Все.
Выпили еще.
— А вы не больно-то общительный, — вздохнул сторож. — Вообще, те, кто нам звонит, — все такие.
— Это взаимосвязано, — попытался я оправдаться. — Необщительные, одинокие люди — они-то чаще всего и подвержены страху.
— Страху подвержены все. Я скажу вам больше: страх — главная действующая сила нашей жизни. Почему человек влюбляется? Потому что боится остаться в одиночестве. Почему пишет книги, завоевывает страны, поет дурацкие песни на эстраде? Потому что боится остаться незамеченным. Жрет — потому что боится умереть с голоду. Худеет и садится на диету — потому что боится стать некрасивым и значит — одиноким. Пьет, боясь умереть от жажды. Лечится от алкоголизма, боясь выпасть из жизни раньше времени. И так далее. И далее.
— Так все люди — трусы? — удивился я.
Он не ответил, а почему-то сам спросил:
— Спите, небось, плохо в последнее время? Нервничаете, дергаетесь?..
— Сплю я неважно, — согласился я. — Все думаю, глядя в потолок, все понять пытаюсь: как же это они нас так здорово запугали?
Он снова никак не отреагировал.
— Давай выпьем «на ты», — предложил я. |