Орсон Скотт Кард. Игра ЭндераЭндер Виггин - 1
Джефри, который заставил меня вспомнить, как юны и как стары могут быть дети.
1. ТРЕТИЙ
– Я смотрел его глазами, я слушал его ушами и говорю вам: он тот, кто нам нужен. Настолько близок к идеалу, насколько это вообще возможно. – Ты говорил это и о его брате. – Брата использовать невозможно. По причинам, не имеющим ничего общего со способностями. – То же самое с его сестрой. Да и он вызывает сомнения. Слишком податлив. Слишком охотно подчиняется воле других людей. – Если только эти люди – не враги. – Так что нам делать? Следить, чтобы его всё время окружали враги? – Если потребуется. – Кажется, ты говорил, что тебе нравится этот парень? – Если он попадёт в лапы жукеров… По сравнению с ними я просто любящий дядюшка. – Ладно. В конце концов, мы спасём мир. Бери его.
Женщина‑наблюдатель мило улыбнулась, взъерошила ему волосы и сказала: – Эндрю, я думаю, тебе смертельно надоел этот жуткий монитор. Так вот, у меня хорошие новости. Сегодня ты с ним расстанешься. Мы просто вытащим его. Это не больно, ни капельки. Эндер[1] кивнул. Это была ложь, конечно, про «ни капельки». Поскольку взрослые врали так всякий раз, когда собирались сделать ему по‑настоящему больно, он нисколько не сомневался в том, что будет. Иногда ложь говорила больше, чем правда. – Так что ты, Эндер, просто подойди и сядь вот сюда, на стол для осмотра. Доктор выйдет к тебе через минуту. Нет монитора. Эндер попробовал представить, что на его шее нет маленького записывающего устройства. «Я смогу кувыркаться на кровати, и он не будет давить. Я не почувствую, как он щекочет и нагревается, когда буду принимать душ. И Питер перестанет ненавидеть меня. Приду домой, покажу ему, что монитора нет, и он увидит, что я тоже не прошёл и опять стал обыкновенным мальчиком, совсем как он. И тогда всё будет не так плохо. Он простит мне, что я носил свой монитор на целый год дольше его. И мы станем… Наверное, не друзьями, нет. Питер слишком опасен, он так легко сердится. Но братьями. Не врагами, не друзьями – братьями. И сможем жить в одном доме. Он не будет ненавидеть меня, а просто оставит в покое. И когда он захочет играть в жукеров и астронавтов, может быть, мне не придётся играть с ним, а просто я смогу уйти куда‑нибудь читать книжку». Но Эндер знал, что Питер всё равно не оставит его в покое. Было что‑то в глазах Питера, когда на него находило это сумасшедшее настроение… И, вспоминая этот взгляд, этот блеск, Эндер знал единственное, чего Питер не сделает, так это не оставит его в покое. «Я учусь играть на пианино Эндер. Пойдём, будешь переворачивать мне страницы. А‑а, мальчик с монитором слишком занят, чтобы помочь своему брату? Он что, слишком умный? Нет, нет. Я не хочу твоей помощи. Я прекрасно справлюсь сам, ты, маленький ублюдок, ты, маленький Третий». – Это недолго, Эндрю, – сказал доктор. Эндер кивнул. – Его сделали так, чтобы можно было снимать. Не калеча, не внося инфекцию. Но будет щекотно, и некоторые люди говорят, что у них бывает такое чувство, будто что‑то пропало. Ты все ищешь что‑то, очень хочешь найти, но не можешь и уже не помнишь даже, что потерял. Так я скажу тебе: ты ищешь монитор. И его уже нет. А через несколько дней это чувство пройдёт. Доктор выкручивал что‑то на затылке Эндера. И вдруг боль, как раскалённая игла, пронзила его от шеи до паха. Эндер почувствовал, как судорога сводит спину, как тело резко выгибается назад, – и ударился головой о стол. |
