По дороге он заметил много кроликов, змею и нескольких стервятников. Больше он не заметил ни одной живой души. Ни деревца, ни животного, ни даже какой-нибудь большой скалы. И так до полудня, когда он одолел почти двадцать миль, только тогда местность начала меняться. Дважды железная дорога пересекала по эстакаде ущелья и в конце концов он подошел к мелкому оврагу, который, сужаясь, упирался в скалу. Шанаги спустился с насыпи и отправился вдоль оврага, миновал утес и оказался перед крохотной впадиной, где росли несколько тополей и ив.

На ровном дне впадины зеленела трава, был выложен неровный круг почерневших от жара и дыма камней для костра, лежала куча хвороста. Шанаги набрал мелких веток и сухой коры и развел костер. Затем нарезал бекон и поджарил его на палочке над огнем.

Он отрезал еще несколько ломтиков и приготовил их одновременно осматривая свое убежище. Местечко было удобным и даже уютным. На какое-то время еды хватит, вода здесь вкусная, он мог отдохнуть и расслабиться. Шанаги не имел представления, где находится, знал лишь, что к западу от Нью Йорка. Он ни разу не видел карты Соединенных Штатов и с того времени, как приплыл из Ирландии в возрасте одиннадцати лет, не выезжал западнее Филадельфии. Он хорошо знал Нью Йорк и провел две недели в Бостоне.

Здесь преследователи его не найдут, хотя поиски не бросят. Ну и пусть себе ищут.

Никто никогда не называл Тома Шанаги хорошим человеком. В детстве он был крепким парнишкой с тяжелыми кулаками, наставившими немало синяков. Начиная с шести лет он помогал отцу работать в кузнице, где подковывал лошадей, чинил коляски и выполнял любую другую работу, которую ему поручали.

Его отец, соблазнившись наличными, которые выплачивали записавшимся в армию, стал кузнецом в кавалерийском полку и уехал в Британскую Индию. Оттуда пришли вести, что его убили. Том с матерью решили эмигрировать в Америку, но мать умерла на пароходе, и Том высадился в Нью Йорке один, без друзей и без денег.

Он попал с корабля на бал, если балом считать неприятности. Мальчик примерно его возраста, стоявший на причале с группой других ребят, обозвал его "грязным Миком", и Шанаги ответил единственным способом, который знал. Он пошел махать кулаками. Его первый удар свалил обидчика, второй сбил с ног стоявшего рядом мальчишку, однако в следующую минуту они всем скопом навалились на Тома.

Он был один, а их было семь или восемь. Том дрался остервенело, бил руками и ногами, кусался и душил, потому что был один. Неожиданно рядом с ним оказался еще один мальчик, которого он видел на пароходе, но не знал даже его имени.

Им здорово доставалось, когда раздался грубый голос: — Стойте, черт вас побери! Пусть эти парни встанут!

Начавшие драку ребята поднялись на ноги, бросили один взгляд на подошедшего и кинулись врассыпную.

Мужчина был крупным и плотным, около шести футов ростом, крепко сбитый. У него были загибающиеся вниз усы и сломанный нос. Костяшки пальцев покрывали старые, зарубцевавшиеся ссадины.

Он вынул изо рта сигару.

— Как тебя звать, парень?

— Шанаги, сэр. Том Шанаги.

— Ты отличный драчун. Отличный боец. Ты держишь удары так же хорошо, как и раздаешь их. — Мужчина резко повернулся и посмотрел на второго мальчика. — Ну, а ты кто?

— Пендлтон, сэр. Ричард Пендлтон.

— Ага. Ты тоже неплохо дерешься. Вы с Шанаги друзья?

— Не совсем. Мы приплыли на одном корабле, но не были знакомы. Его крепко били, сэр. По-моему, это несправедливо нападать кучей на одного, поэтому я заступился. Мне не нравится смотреть на такие драки, где стороны не равны.

— Мне тоже… если только перевес не на моей стороне. Ты хороший мальчуган. А теперь оба сматывайтесь отсюда. Здесь не место для таких как вы.

Шанаги вытер кровь со ссадины над глазом.