— А был там завоз сегодня?
— Я мимо проходил, мужики стояли, — уверил меня Рома, шумно сглотнув. — И потянуло меня туда со страшной силой, еле сдержался!
Романов ещё со школы отличался неумеренной тягой к спиртному, не завернуть к пивнушке он мог лишь в силу банального отсутствия денег, но у меня в карманах шуршали банкноты, так что я махнул рукой.
— Идём!
Рома не ошибся, к будке с железными стенками, наглухо задраенной дверью и единственным оконцем для выдачи и в самом деле выстроился пяток потрёпанных мужичков и несколько парней помоложе. Первые подошли к делу со всей ответственностью и стояли с трёхлитровками и даже канистрами, вторые преимущественно шли на новый круг и дожидались своей очереди с литровыми и поллитровыми стеклянными банками, которые брали на время здесь же.
— Здоров! — поприветствовал я всех и никого одновременно. — Как пиво? Не моча ещё?
— Нормальное пиво, недавно завезли, — ответил крайний из выпивох.
Мы пристроились за ним, и пока стояли, я в двух словах поведал Роме о месте прохождения службы. Тот уважительно поцокал языком и вдруг заявил:
— А меня в Кремлёвский полк покупатель с призывного увёз.
Я стрельнул глазами на эмблемы автомобильных войск и не удержался от усмешки.
— Да ты гонишь!
— Серьёзно! — продолжил настаивать на своём Рома. — За полгода строевой задрочили до невозможности просто. А потом мы с земляком забухали в увольнительном, нас спалили и пинка под зад дали. В Тверь.
Оставалось только покачать головой, поскольку мой одноклассник точно не лепил горбатого. Был он высоким, широкоплечим и русоволосым — хоть сейчас на агитационный плакат фотографируй, — да и с законом проблем никогда не имел, армейский покупатель запросто мог счесть такого призывника годным для службы в Кремлёвском полку. Кто б его предупредил, что Рома за поллитру родину продаст.
Я ухватил одноклассника за сверкавшую надраенной медью пуговицу и подтянул к себе.
— А где ты был девятнадцатого августа девяносто первого года?
Рома заржал как конь.
— В Тверь уже перевели. Всю веселуху пропустил.
Подошла наша очередь, и я попросил наполнить две литровых банки, благо те освободились прямо перед нами. Мы отошли в сквер и расположились под деревьями. Я сел на пенёк, Рома устроился на брошенном в траву вещмешке.
— Наших видел кого? — спросил он.
Прежде чем ответить, я сделал длинный глоток пива, то оказалось ядрёным и столь холодным, что заломило зубы. И внутри будто что-то хрустнуло, надломилось. Ослабла до безумия сжатая пружина стресса, в голове стало ясно и прозрачно. Куда прозрачней, чем даже пиво в банке.
Гера мёртв, а я убил человека.
Только тут отпустил туманивший разум шок, и получилось осознать всю глубину разразившейся катастрофы.
Гера мёртв! Пусть я не видел его последние два года, но до того общался чуть ли не каждый день. Дружил с ним, ссорился, иногда даже дрался. Играл в хоккей и футбол, в карты и «банку», сидел за одной партой и трепался на переменах, пока Гера не ушёл после восьмого класса в ПТУ. Да и после — вместе пили, ходили на стрелки, в качалку и кино. А сейчас его не стало. Умер. Погиб.
И до кучи я убил человека. Может, и раньше в кого-то попадал, но впервые застрелил едва ли не в упор. Застрелил — и хрен бы с ним, но ведь могут и найти! Не менты, так бандиты, не одни бандиты, так другие. И пронзительное осознание этого напугало буквально до икоты, словно всё случилось не далее пяти минут назад. Будто время с момента перестрелки ужалось до считанных секунд.
Плохо, плохо, плохо. Ой, как же всё это плохо…
— Серый! — одёрнул меня Рома. |