Некий внутренний голос говорил ей:

Ах, как хорошо здесь, я больше не хочу наверх.

А сердце ее возражало:

Не будь дурочкой. Зачем оставаться там, где ничего не происходит? Это скучно.

Зачем же покидать место, где ничего не происходит? Здесь безопаснее, настаивал внутренний голос.

Озадаченная внутренней ссорой, малышка ждала. Прошла еще минута. Пустота обвивала и обрызгивала ее, укутывая пальчики на ножках и на ручках.

Даже несмотря на то, что здесь безопасно, как ты считаешь, это не значит, что место подходящее, парировало сердце. Иногда безопаснее всего чувствуешь себя там, где тебе совсем не место.

И вот малышка приняла решение. Она послушается своего сердца – того самого, от которого потом будет полно неприятностей. Ей стало интересно выбраться наружу и исследовать мир, несмотря на все его опасности и сложности, а потому она открыла ротик, чтобы наконец издать какой то звук, но соль тут же посыпалась в ее глотку, перекрыла ей нос.

И повитуха быстрыми, умелыми движениями погрузила руки в миску и вытащила ребенка. Комнату наполнил громкий и пугающий плач. Все четыре женщины радостно улыбнулись.

– Молодец! – похвалила повитуха. – Почему так долго молчала? Плачь, дорогуша. И никогда не стыдись своих слез. Плачь – и никто не усомнится, что ты жива.

Старуха завернула ребенка в платок и снова понюхала ее. Загадочный, потусторонний аромат испарился, оставив лишь слабый след. Через некоторое время он исчезнет полностью, хотя она знала достаточно людей, которые, даже будучи стариками, все еще испускали едва заметный запах рая. Но у нее не было необходимости делиться такими сведениями. Приподнявшись на носках, повитуха положила новорожденную на кровать рядом с матерью.

Бинназ расплылась в улыбке, сердце ее затрепетало. Сквозь шелковистую ткань она нащупала пальчики на ногах своей дочери – они были идеально красивыми и пугающе хрупкими. Она нежно зажала малышкины кудряшки меж своих ладоней, словно ей в руки кто то налил святую воду. В эту минуту она почувствовала себя счастливой и полноценной.

– А ямочек то и нет, – заметила она и про себя захихикала.

– Позвать твоего мужа? – спросила одна из соседок.

В этом вопросе тоже содержалось много невысказанного смысла. Сюзан наверняка уже сообщила Харуну, что ребенок родился, так почему же он еще не прибежал сюда? Он явно задержался для разговора со своей первой женой и пытается унять ее волнение. Видимо, ему это важнее.

Тень промелькнула на лице Бинназ.

– Да, позовите его.

В этом не было необходимости. Через несколько секунд в комнату вошел Харун – он вышел на солнечный свет из тьмы, сгорбившись, втянув голову в плечи. Шевелюра седеющих волос придавала ему вид рассеянного мыслителя, а еще его отличали властный нос с упругими ноздрями, широкое гладковыбритое лицо и темно карие глаза с опущенными книзу внешними уголками, которые так и светились чувством собственного достоинства. С улыбкой он подошел к кровати. Посмотрел на младенца, свою вторую жену, повитуху, затем на первую жену, а после возвел глаза к небу:

– Аллах, благодарю Тебя, мой Господин! Ты услышал мои молитвы.

– Девочка, – констатировала Бинназ на случай, если он еще не понял.

– Знаю. Следующим будет мальчик. Мы назовем его Таркан. – Харун провел указательным пальцем по лбу ребенка; на ощупь тот оказался таким же гладким и мягким, как любимый амулет, к которому прикасаешься годами. – Она здорова, это самое главное. Все это время я молился. Я сказал Всевышнему: «Если Ты позволишь этому младенцу жить, я больше не стану пить. Ни капли!» Аллах услышал мои мольбы, Он милосерден.