Скорее всего, реальность наложилась на беспамятство. Так же временами мелькало озабоченное лицо бабки-повитухи — металась она с тряпками и тазами по комнате.
— Тужься, родная. Скоро все закончится. Тужься! — кричит мать. — Задушишь мальца!
Как же я могу тужиться, если не работает ни один мускул. Так ему и надо, пусть задохнется…
— Нужно доставать. Времени больше нет, сам не пройдет, — вроде, говорит повитуха.
Адская боль прорезает тело, и вместе с ней я слышу нечеловеческий крик. Кричу я, — успеваю подумать, проваливаясь в темноту.
* * *
— Вера, проснись. Вера! Да, что с тобой?!
Я открыла глаза, все еще ощущая боль. Рядом сидел перепуганный Захар.
— Что случилось? — Голос показался чужим, такой он был у меня хриплый.
— Ты кричала во сне?
— Я кричала?
— Ты орала, будто тебя режут на куски.
— Господи, какой кошмар! — Я наклонилась вперед и спрятала лицо в ладонях. — Это было так ужасно…
— Что было-то? Тебе приснился страшный сон?
Захар отвел мои руки в стороны и заставил посмотреть на себя.
— Что тебе снилось?
— Я хотела его убить.
— Кого?
Как я могу рассказать? Кто поверит, что во сне я живу чужой жизнью, если даже бабушка не придала этому значения? А Захар и вовсе решит, что я сумасшедшая. И потом, если рассказывать, то все сначала. А я не могу… снова пройти через это.
— Это был просто кошмар. Забудь, — как можно увереннее попыталась ответить я.
Какое-то время Захар продолжал меня рассматривать, а потом с тенью обиды в голосе произнес:
— Как хочешь. Сейчас кормить тебя буду. Не спи…
Через десять минут, когда я уже измучилась прокручивать в голове сон, Захар вернулся с уставленным подносом. Заставил меня удобнее сесть и положил поднос на ноги.
— Не очень удобно, понимаю. Но лучше, чем идти на кухню. Лопай, — велел он.
— Тут все, что ты нашел в холодильнике?
Такого разнообразного обеденного меню у меня еще не было. В центре подноса красовалась самая большая из глубоких тарелок борща с щедрой порцией сметаны. Бутерброды с маслом, колбасой, сыром… Варенье в маленькой вазочке. Гроздь винограда на блюдце. Остатки пельменей тоже в глубокой, но поменьше, тарелке и тоже улитые сметаной. И огромная чашка чая с молоком.
— Я все это должна съесть?
— Я помогу тебе, потому что, если честно, ужасно проголодался. И нанюхался к тому же…
— И что будешь есть ты?
— Если ты не против, то борщ. Обожаю такой вот — красный, густой… И чтоб сметаны побольше.
Определенно, у него талант смешить меня. Я чуть не расплескала все, пока смеялась. Захару пришлось держать поднос, пока не успокоюсь. Ну конечно, как я могла подумать, что столько борща он мог принести мне?
В итоге, Захар съел почти все. Я поклевала пельменей, насколько позволил вялый аппетит. Меня все еще лихорадило, то ли после вынужденной прогулки, то ли после сна.
Когда посуда на подносе опустела, Захар снова оставил меня одну — пошел прибираться на кухне и мыть тарелки. Вернулся через несколько минут и с видом сытого кота развалился в кресле. Меня неприятно кольнула мысль, что ведет он себя слишком по-хозяйски.
— Расскажи о себе, — попросила я, чтобы вырвать его из состояния послеобеденной дремы. Еще не хватало, чтобы он уснул тут.
— А что тебя интересует?
— Все.
— Вот так прям все? — рассмеялся он. |