По поводу последней у Хелен всё чаще появляются вопросы: была ли Кэсс настоящей, или же плодом её воображения? Ведь никто, кроме Хелен, её не видел, и появлялась она редко, в те моменты, когда принцессе было особенно одиноко. В детстве она просто не задумывалась об этом, и была рада пообщаться хоть с кем-нибудь, а потом отец вернул себе корону и статус дочери, на какое-то время вышиб из страны рейстонцев, публично казнил герцога Хорвуда, и всё вернулось на свои места. Кэсс больше не появлялась. Впоследствии Хелен старалась о ней не вспоминать, чтобы не счесть себя сумасшедшей, но знала наверняка: если Кэсс всё-таки существует и им суждено встретиться, то Хелен сразу узнает её. Природу этого знания девушка не пыталась понять — просто знала, и всё.

И хотя четыре года тюремного заключения не повредили её психофизическому развитию, всё же оставили неизгладимый след в душе. Отец много раз велел осматривать и проверять её на предмет каких-либо отклонений, но всё обошлось. Вскоре к ней приставили лучших учителей, вот только образование давали намеренно ограниченное, чисто женское: танцы, рисунки, вокал, вышивание, и совсем немного — грамматики и математики, тогда как принцесса жадно стремилась к знаниям и сбегала в библиотеку, где могла прятаться часами, пока о ней кто-нибудь не вспоминал. Единственными из преподаваемых ей уроков, которые Хелен действительно нравились, были уроки верховой езды. А вот в просьбе научить обращаться с оружием отказали — не женское дело, и всё тут. Вообще-то такой подход к её образованию был в корне неправильным и нарушающим традиции, ведь именно она должна с восемнадцатилетием стать королевой, но все прекрасно понимали, что пока жив её отец, ей это не грозит. Конкретно это Хелен только радовало, но всё же ей не хотелось, чтобы её роль заключалась лишь в последующем замужестве и воспроизведении наследника. Даже знания о магии ей давали только поверхностные, самую основу, утверждая, что всё остальное она узнает только в академии, и вообще, у неё какой-то странный дар, подход к которому она должна найти сама. Хелен старалась быть в курсе всех последних новостей, выясняя их окольными путями, неплохо разбиралась в цифрах, в политике и даже в военно-стратегическом деле, и тренировалась сама, по возможности привлекая слуг, но это, всё же, не то же самое, что если бы её обучали опытные воины, экономисты и политики. А между тем принцесса находила потраченное на это время куда более интересным, чем балы или уроки этикета.

Но более всего Хелен расстраивало не то, что её рассматривают как глупую куклу, а то, как правящая элита относится к своей стране: большинство, в том числе и сам король в последнее время проводят дни в праздном веселье, упорно игнорируя тот факт, что на них надвигается серьёзная внешняя угроза и Ористина зажата меж двух огней. Да и внутренняя политика оставляла желать лучшего: после кровавой Гражданской войны и интервенции страна лежала в руинах, и многим это было глубоко фиолетово. Попытки что-то изменить были вялыми и жалкими, ни у кого не было энтузиазма, и страна походила теперь на живущего по инерции обречённого, который смирился с тем, что ему остались считанные дни.

Это жуткое сравнение до глубины души пугало принцессу, потому что она свою страну знала и любила, чувствовала, но ничего не могла изменить. Любая её попытка собрать вокруг себя более-менее умных и адекватно оценивающих обстановку людей тут же пресекалась бдительно следящим за этим королём, у которого развилась немаленькая паранойя.

Передёрнувшись от этих мыслей, будто стряхивая их с себя, принцесса вдруг озорно улыбнулась. Ей вдруг так невыносимо захотелось пробежаться по городу, что она, забыв обо всём, забралась в кусты и, убедившись, что никого поблизости нет, обернулась…

Это был её маленький секрет, о котором кроме неё самой знала только няня Августа.