— Я на все соглашусь, Аднан. Я буду покорной, я буду такой, как ты захочешь, не надо так. Я стану на колени, я склоню голову… все как ты захочешь.

Жалкие попытки взывать к жалости, но у зверей жалости не бывает. Зря я забыла о том, кто он на самом деле. Он наклонился и схватил меня за щеки, сжимая их с такой силой, что у меня слезы потекли по щекам.

— Молчи! Просить уже слишком поздно! Просить надо было Асада, чтоб не подкладывал тебя под ибн Кадира, просить надо было меня, рассказав всю правду с самого начала, а теперь заткнись и молись своему богу, чтоб мне понравилась твоя дырка и я оставил тебя в живых, грязная шармута!

Разодрал на мне джалабею, вышвырнул в сторону, сдавил грудь ладонью больно выкручивая сосок.

— Чувствуешь разницу? Когда ласкают и когда дерут шлюху?

Я попыталась сбросить его руку, но он зарычал и схватив меня за запястья завел их над моей головой, стискивая в кулак. Его глаза стали совершенно дикими, бешеными, казалось он готов меня сожрать одним взглядом. Ничего человеческого, только сам облик, а там под кожей прячется безжалостный дьявол, осатаневший от похоти и близкого получения добычи. Потянул за веревку вверх, замотал мои руки так, что если я ими дергала, то душила себя, затягивая петлю сильнее.

— Могло быть по-другому, Настя, если бы ты была той, кого я хотел видеть, а ты оказалась ядовитой тварью! И я буду трахать тебя, как тварь перед тем, как ты сдохнешь тоже, как последняя тварь. Теперь все по-настоящему. Теперь никто не притворяется. Заткнись и ни слова больше. Хотя нет, ты можешь орать. Мне понравится я точно знаю.

Рывком раздвинул мне ноги в стороны, нависая сверху.

— Понять хочу почему все с ума от тебя сходили, почему каждый на тебя так реагировал и сдохнуть за тебя хотел, почему Асад тебя так сильно себе вернуть хочет. Наверное, за твою узкую щель или за умелый рот? Опытная шлюха? Опытная спрашиваю? Куда он тебя брал? Куда ЕМУ ты позволяла тебя брать?

Теперь я попробую тебя всю. Как идиот хотел и не трогал, как …куссс омммак!

Казалось он говорит сам с собой, казалось он слышит только себя, а не меня.

— Не была ничьей… твоей быть захотела. Твоей, Аднан. Любить тебя. Ласк твоих хотела, нежности, рук, поцелуев. Разве ты не чувствовал? Разве не видел? Посмотри мне в глаза разве есть там ложь? Ты ведь умный, ты ведь… ты ведь должен понять, когда лгут.

Стиснул мои волосы и дернул к себе с такой силой, что я всхлипнула.

— Заткниииись! Не смей лгать. Я же не пощажу я голыми руками язык выдерну, как жало змеиное. С Асадом трахалась? Его девкой была? Если б сказала может и пощадил бы.

— Не была. Ни с кем не была!

— Лживая… дрянь!

Ударил по щеке и голову мою запрокинул, укусом к шее прижался, зубами кожу оттягивая, всасывая, оставляя следы. С утробным рычанием, снова лицом к лицу, в глаза всматривается и в его зрачках ад сверкает, жажда бешеная, неотвратимое желание обладать, сожрать, разорвать меня на куски.

Нет, не пощадит, раздавит, разорвет. Я не переживу этого, я боюсь боли, его до смерти боюсь.

— Только не причиняй боль… я не с кем. Пожалуйста. Мне так страшно!

Замер, всматриваясь мне в зрачки, то в один то в другой. На какие-то секунды даже блеск жуткий пропал, а потом снова глаза загорелись.

— Хорошая попытка… Опытная стерва! Кто только научил такому!

— Никто не учил. Ничему не учил, Аднан.

Шепотом, выгибаясь под ним, пытаясь снова поймать жестокий взгляд.

— Только не ломай… мне страшно, так страшно.

— Раньше надо было бояться, когда согласилась. Что тебе пообещали? Деньги?

— Работу обещали… во Франции.