— Ну хорошо, — немного подумав, проговорил он. — Максимум могу дать силы демона третьего уровня. Выше уже может привлечь внимание. И магические силы твоего нового тела стабилизирую. Ты же знаешь, что не можешь магией этого мира пользоваться как положено, потому что она у тебя не концентрируется в одной точке? Видимо, в детстве твоё вместилище неоднократно роняли, раз каким-то образом смогли повредить внутренний мир, — хохотнул он.

Лично я ничего смешного в этом не видел. Но мне сразу стало понятно, почему родители отдали своего сына учиться на врача. Там магией пользоваться не нужно, а так хоть честь семьи не опозорит.

— И вернёшь память бывшего владельца, — спохватился я.

— А ты уже торгуешься, — прищурился Мазгамон, погрозив мне указательным пальцем.

— Так я же демон перекрёстка. Это у меня в крови, — мерзко усмехнулся я в ответ.

— Ты был демоном перекрёстка, Фурсамион, смирись, — выдохнул он. — Но память я не могу вернуть в полной мере, это же затронет саму сущность души. А пернатые быстро схватятся, если вдруг их подопечный начнёт на облаке слюни пускать ни с того ни с сего.

— Ладно, тогда все знания, которые у него были по местной медицине. Меня же поставили в жуткие условия, — всплеснул я руками.

— Ну это можно. Сомневаюсь, что ему в раю понадобятся знания о перкуссии и аускультации, — улыбнулся он, протягивая руку.

— Знания чего? — нахмурился я. — Откуда ты этого нахватался?

— Да была у меня в своё время докторша в одном мирке, когда был на задании. Все уши прожужжала терминологией, — рассмеялся он. — Но я мало её слушал, больше на её формы пялился, ну, ты понимаешь.

— Понимаю. Согласен. Ты даёшь мне силы демона третьего уровня, восстанавливаешь мой богатый внутренний магический мир и вкладываешь часть памяти Давыдова о медицине. Я тебя выпускаю из ловушки без последствий для твоей демонической ауры, — подытожил я.

Мазгамон кивнул, и на моей руке начали проявляться символы укороченного стандартного контракта под взглядом красных глаз демона перекрёстка. Я почувствовал, как внутри меня словно лопнула какая-то пружина. Боль была настолько острой, что я согнулся пополам, схватившись за грудь в попытке протолкнуть в горящие лёгкие хоть немного воздуха. Сколько это длилось, я не знаю, но вскоре в груди появилось тепло, которое стало распространяться на всё тело. Всё это сменилось знакомым приятным жаром, когда меня окутала демоническая аура. Слабенькая, конечно, привык-то я за последние столетия к другому. Но даже это доставило мне несказанное удовольствие впервые за этот самый худший день в моей жизни. Я выпрямился и позволил себе улыбнуться.

И тут закружилась голова, но это быстро прошло. Я вздрогнул, пытаясь вспомнить хоть что-то из тех учебников, что попадались мне под руку в казарме, но понял, что информации было очень мало. В основном там была пустота, разбавленная обрывками лекций, на которых присутствовал Давыдов. Картина, как меня выворачивает прямо на труп во время обучающего препарирования заставила содрогнуться и поначалу заподозрить, что этот парень был довольно жалок. Но потом всё внезапно перевернулось, и то, что когда-либо читал Дениска или просто слышал начало возникать у меня в голове и раскладываться по полочкам. И вот уже повзрослевший Давыдов берёт в руки скальпель и вполне уверенно ставит учебную желудочную фистулу подопытной крысе.