|
Ни в ком нельзя быть уверенным. Особенно товарищу Берии. Но сейчас конкретно Вам говорю. Я рискую сильно, однако все равно её — Посмотрел на сверток, — Отдал. Добровольно. Потому что хочу служить Родине. Особенно теперь. Времена предстоят очень тяжёлые. И ещё. Вы ведь тоже, вроде как свидетель. Понимаете? На данный момент, что это за вещица, знаем мы трое. Включая Лаврентия Павловича. Что-то мне подсказывает, люди, от которых поступила информация, скорее всего уже мертвы. Так? Вам же донесения оттуда пришли? От тех, кто среди врага? Сначала, думаю, это просто были сведения о том, что Геббельс ищет Мацкевича, но ещё сильнее, книгу. Вы, наверное, один поняли, о чем речь, потому как слышали о ней от Федора. Думаю, Лаврентию Павловичу тоже Вы рассказали. О некоторых особенностях. Я бы рассказал. И Вы, думаю, сделали так же. Тем более, чувство вины оставалось за Федора. Что скрыли его поведение. Это же и есть смысл 13-го отдела. Бороться со всякой такой мерзостью. А тут, раз интересно врагу, то точно и для нас имеет значение. Вы рассказали товарищу Берии, а потом пожалели. Да? Стали сомневаться. Вами руководит желание спасти страну, а вот насчет товарища Берии Вы не уверены, давайте честно. Когда отправились за учеником Мацкевича, предполагали, что именно нужно найти и почему стои́т прямой приказ не брать живым. Добровольно он бы ничего не отдал. Но попытался бы бежать именно с нужной Вам вещью. А если человека нет, то и его согласие не требуется. Со мной так поступить вряд ли получилось бы. Я после возвращения из школы никуда не побежал клад доставать. Был на виду. А в школе, уверен, у вас имелись глаза, которые тоже донесли, что при себе ничего нет у меня. Была мысль, не в курсе ли друзья. Поэтому приходили позже в детский дом. Узнавали у директрисы, где они, чем занимаются. Узнали подробно, что Сергей и Виктор на заводе, а с Василием мы в контрах капитальных расстались. Для него тема чекистов болезненная. Родителей пацана лишили, по сути, ни за что. Мог бы допустить, что в смерти двоих товарищей Вы замешаны, но думаю, нет. Настоящее стечение обстоятельств. Вам смысла их нет убивать. Так вот, что хочу сказать. Может, товарищу Берии я и не нужен, но Вам точно пригожусь. Служить буду на совесть.
Тут вообще ни капли не лукавил. Иваныч на самом деле Союзу был верен, как и партии. Для него Родина, именно та, которую он знал, важнее всего. Уж это точно могу сказать. — Я, Никита Пахомович, мог бы что-то придумать. Хитрить, искать методы давления, дабы жизнь сохранить. Но вот, пришел. Ничего не требую взамен, хотя рискую сильно. Если Вы подумаете, то поймёте, надёжный человек, преданный, вам нужен. Тем более в свете этой истории. — Я снова посмотрел на книгу. — Вот. Ну, теперь могу идти? Где искать, знаете. Если не против, отдохну немного. Завтра, на службу, все, как положено. И Вы, заодно, решение примите. — Да, Иваныч. Иди. Свободен. — Тихонов помолчал пару минут, а потом добавил. — Завтра жду. Я отдал честь, развернулся и направился к выходу. Честно говоря, ситуация была напряжённая. Пошел ва-банк. Но другого варианта не видел. Тихонов, не смотря ни на что, мужик с головой. Он понял прекрасно, о чем я говорю. Сам по острию ножа ходит. Сегодня ему Берия верит, а завтра в расстрельный список поставит. Из страха. Информация то ого-го какая. Верный человек, знающий всю подноготную, ну, или почти всю, очень ему к месту. То, что Иваныч явился и все честно сказал, отдав книгу, о чем-то, да говорит. В общем, прикинув все «за» и «против», я пришел к выводу, это единственная правильная линия поведения. Опять же, Иваныч ведь дожил в здравии до определенного возраста, значит, выходит, не до́лжно быть теперь иначе. По идее. Если Тихонов поймет правильно, он придумает, как с Берией вопрос службы и жизни деда решить. Едва вернулся в квартиру, прямиком направился к себе. Правда, прислушался, когда проходил мимо двери Василия. |
