Изменить размер шрифта - +
Есть некоторые основания предполагать, что дело именно в расстоянии, в пройденных километрах. Возможно, сыграли некоторую роль проносящиеся мимо пейзажи (некоторые из них были, мягко говоря, необычны). А может, это просто так получилось. В конце концов, человек способен иногда впасть в необычное состояние где угодно — на собственной кухне, на лекции по основам бухгалтерского учета или в книжном магазине «Москва».

Еще вчера ощущались слабые отголоски этого состояния, а сегодня уже ничего такого нет. Теперь надо просто доехать до места назначения, спокойно и без происшествий, и кратко запротоколировать увиденное. Надо довести дело до конца, раз уж было затеяно это описание.

Время еще раз передвинулось на час вперед, в последний раз в этой поездке.

Средне-русская равнинность опять сменилась сопками, и поезд петляет между ними.

Проехали два туннеля — поменьше и большой.

По вагону трудно ходить — его все время мотает из стороны в сторону на поворотах, когда поезд объезжает сопки.

Еще туннель, совсем короткий. И почти сразу еще один.

В облике станции Облучье есть что-то курортное: розово-белое здание вокзала и спускающаяся к платформе парадная лестница с синими перилами и белыми балясинами.

Поселок Облучье расположился между двух сопок. С высоты открывается красота.

Сопки мало-помалу обретают масштаб гор.

Белый служебный железнодорожный домик, рядом, подбоченясь, стоит суровый дядька с топором.

Поезд въехал в Еврейскую автономную область, постоял минуту на станции Бира.

В Еврейской автономной области природа снова становится плоской. Только где-то далеко, на горизонте, виднеются сопки.

Пыльные, унылые окраины Биробиджана. Серые советские дома и промышленные объекты.

В Биробиджане долгое время жил один из двух нынешних главных раввинов России Адольф Шаевич. Он работал в Биробиджане инженером, кажется, в строительстве. В какой-то момент он понял, что еще год-два в атмосфере советской стройки — и он окончательно сопьется. Тогда он поехал в Москву, пытался там устроиться на работу, как-то прибился к синагоге (будучи обычным советским атеистом), по случаю попал на раввинские курсы в Венгрию, постепенно уверовал во все, во что положено веровать раввинам, и со временем стал главным раввином России. Необычный случай биробиджанского еврейского счастья.

Амур широк, мост через него длинен (больше двух километров). Поезд едет по Хабаровску, стоит на станции Хабаровск, потом еще долго едет по Хабаровску.

Покосившийся частный сектор Хабаровска; маленький домик сползает в овраг, если не принять мер, он скоро туда окончательно сползет.

Двухэтажные деревянные дома барачного типа, мрачные, рассохшиеся.

Новые дома Хабаровска, обычные.

Очень большой город, поезд все едет и едет по нему.

И вот наконец он заканчивается.

В Хабаровске были обретены новые непосредственные соседи — молодая семья (прапорщик, его жена, их сын Арсений лет трех) и пожилая дама.

А на соседних боковых местах тоже появились люди — мужчина и женщина.

Утренние дембеля так пока и не появились.

Поезд выходит на финишную прямую.

Отвратительно, когда взрослый человек заговаривает и «заигрывает» с чужими детьми в духе ути-пути, хочешь конфетку. Сейчас этому идиотскому занятию предается взрослый человек из соседнего отсека.

Взрослый человек из соседнего отсека говорит ребенку Арсению: скажи рыба, ребенок Арсений говорит: ыба.

Полковник в отставке говорит кому-то по мобильному телефону: все, уходи из дома.

Поезд переезжает по мосту широкую реку Хор и менее широкую реку Подхоренок.

Поезд прибывает на станцию Вяземская и, постояв, убывает.

Непоздний вечер, ехать осталось чуть больше десяти часов. В контексте этой поездки десять часов — мизерный, исчезающе малый временной интервал, но вообще-то это много, ни один поезд Москва — Петербург не идет так долго.

Быстрый переход