Чего скрывать, за время пребывания в плену у людоедов многие немецкие слова выпали у него из памяти, и он незаметно для самого себя вставлял протяжные и горловые слова из лексикона племени джибаро. Эти непривычные, резавшие ухо звуки вызвали у слушателей легкую сочувствующую улыбку.

Мы с такими подробностями описываем доклад доктора Хуста только потому, что это был его последний доклад и что ровно через сорок пять минут после его начала доктора Августа Хуста не стало.

– Милостивые государыни и милостивые государи, – начал доктор Хуст в тут же, заметив недовольную гримасу председательствовавшего, поправился, – милостивые товарищи по нации. Я надеюсь в ближайшем же будущем приступить к работе над капитальным трудом, посвященным систематизации моих десятилетиях наблюдений над жизнью южноамериканского каннибальского племени. Я еще не успел пока собраться с мыслями после головокружительного возвращения из кровожадных условий каменного века в культурное германское государство и надеюсь, что мои уважаемые слушатели простят мне недостаточно систематический и глубокий характер доклада. Я должен, впрочем, оговориться, – добавил с профессорской добросовестностью доктор Хуст, – что каннибальские нравы и традиции характерны не только для народов, стоящих на низких ступенях культуры.

Не замечая подозрительного шёпота, прокатившегося по рядам слушателей, доктор продолжал:

– Я позволю себе в доказательство этой истины сослаться хотя бы (зал настороженно замер) на сохранившиеся до нашего времени ужасающие гекатомбы древних мексиканцев (вздох облегчения в зале), подтверждающие мнение о том, что у некоторых народов антропофагия, или, что то же самое, людоедство, составляла принадлежность государственного культа. Сплошь и рядом людоедство как государственный культ оправдывалось тем, что якобы мясо человека прибавляет силы и интеллигентности. Всем присутствующим, надеюсь, известен распространенный людоедский предрассудок, что человек, съевший сердце или печень своего врага или выпивший его кровь, усвоит тем самым мужество и силу его врага (громкий ропот возмущения в зале). Я надеюсь, что всем присутствующим известно также и то что у некоторых народов съедают не врагов, а наоборот, своих соплеменников (бурный ропот всего зала). Я позволю себе в данном случае сослаться хотя бы на (зал настороженно замер) австралийское племя питта-питта (вздох облегчения в зале), у которого внезапно умершего ребенка поедают его родители, братья и сестры, чтобы, как они сами объясняют, сохранить подольше добрую память о ребенке.

Я не хотел бы за недостатком времени задерживать ваше внимание объяснением причин, приводящих целые, подчас культурные народы к людоедству, и позволю себе перейти к изложению отдельных наиболее интересных фактов из моей деятельности во время десятилетнего плена в густых джунглях бассейна Амазонки.

Было бы совершенно неправильно думать, что жизнь в джунглях, особенно на ответственном посту колдуна, отличалась идиллическим спокойствием. Голод был у нас частым гостем, и мне вместе с вождями племени пришлось потратить немало трудов для того, чтобы добиться минимального мира и порядка в племени джибаро.

Пленных для удовлетворения потребности в мясе всех джибарийцев не хватало. Приходилось создавать сложную иерархию и распределять пленников только между наиболее близкими к вождю лицами (рокот возмущенных возгласов в зале). При полном отсутствии зубов я был совершенно не заинтересован в доле людского мяса, и это создало мне среди рядовых джибарийцев славу и авторитет беспристрастного человека.

И все же основная масса джибарийцев, задыхавшихся в тисках голода, волновалась. Пришлось пойти на крайнюю меру. Сговорившись с наиболее родовитыми и богатыми джибарийцами, мы убили старого вождя, который все равно по дряхлости своей никуда уже не годился, и выбрали нового вождя, послушного человека и хорошего оратора.