Ребята переглянулись. Ответила девочка. Наверняка старшая сестра — очень уж похожи. Только и разницы, что у мальчишки заячья губа. Мальчугана окатила волна перегара, он сморщил нос и спрятался за спиной сестры.

— Там мертвец в воде, прямо у берега…

В ее ломком голосе — странная смесь страха и возбуждения.

Малейшее усилие привести в порядок мысли — и Микелю показалось, что у него сейчас лопнут вены на лбу. Сердце колотится так, что, наверное, на улице слышно.

— А мне-то какое дело?

— Ну пожалуйста, Микель, там нет никого, а мы же знали, где тебя искать.

Кардель, спотыкаясь, спустился с крыльца «Гамбурга» и пошел за детьми, вполуха слушая рассказ про одичавшего вола, собравшегося было напиться из Фатбурена, но испугавшегося и убежавшего в сторону Танто.

— Он его мордой, пошевелил, мордой…

— Утопленника… — вставил мальчик.

— Ну да… А тот как начал вертеться!

— Утопленник, значит…

Ближе к озеру мостовая закончилась, и они зашагали по раскисшей глине. Кардель давно не был в этих краях. Ничего не изменилось. Уже много лет городские власти собирались очистить берег, построить причалы и мостки, но все планы словно уходили в песок. Даже не в песок, а в эту мокрую, скользкую, вечную глину. Удивляться нечему — и город, и все королевство балансировало на грани катастрофы. Кому и знать, как не ему. Кардель, как и многие другие, постоянно искал приработки, брался за любую работу — мизерного годового жалованья даже на жратву не хватит.

На месте немногочисленных усадеб по берегам появились мануфактуры. Отходы, недолго думая, сваливали прямо в озеро — предназначенная для мусора выгородка, обнесенная дощатым забором, давным-давно переполнена.

Нога поехала по скользкой глине, оставив за собой широкий след. Он нелепо взмахнул единственной рукой, пытаясь удержать равновесие, смачно выругался, но все же устоял.

— Небось протухшей подружки испугался, вол-то ваш. Или свиного хребта. Мясники, сволочи, все в озеро валят. Нечего было будить.

— Мы лицо видели в воде, — наперебой закричали дети. — Он у самого берега лежал! Человеческое!

У кромки воды бледно светилась неопрятная пена. Дети правы — что-то там плавает в нескольких метрах от берега. Что-то темное. Вряд ли человек — слишком маленький.

— Я же говорил — с бойни.

— Он у самого берега лежал, отнесло, наверное… Лицо было видно!

Девочка продолжала настаивать, а мальчик молча кивал чуть не на каждое ее слово.

Кардель фыркнул:

— Я пьян. Поняли? В соплю пьян. В зюзю. Лучше вспомните, какую взбучку получили от того сепарата, которого вы заманили искупаться в Фатбурене…

Он, чертыхаясь, долго снимал одной рукой кафтан. Забытый за пазухой парик упал в грязь. Ну и черт с ним. Купил эту дрянь за несколько рундстюкке. Мода на парики уже отходила, и носил он его, только чтобы выглядеть подостойнее, — больше шансов, что кто-то пригласит ветерана войны на стаканчик-другой.

Кардель поднял голову — над Орста-фьордом все небо усеяно серебряными гвоздиками звезд. Наверное, дело идет к полуночи. Он закрыл глаза, чтобы не потерять внезапно посетившее ощущение красоты мира, шагнул в воду — и погрузился в жидкий ил чуть не по колено. В сапог хлынула ледяная осенняя вода. С усилием выдернул ногу, чтобы не упасть, и двинулся вперед. Сапог остался на дне.

Вода тяжелая, дурно пахнет, вокруг плавает полно какой-то дряни, которую выбрасывают даже обитатели сёдермальмских трущоб, а им-то вроде бы и выбрасывать нечего — нищие как церковные мыши.