Изменить размер шрифта - +
Не отрываясь, смотрел.

            Пальцы у дяди Яши сжались в кулаки, костяшки побелели. Еще немного подогреть – и все получится. Сам пристрелит или рыжему, вон, прикажет. Тут же, на месте. И что с того, что хозяйка просила хату не пачкать? Если разогреть как следует собеседника, то можно проскочить к казни напрямую, мимо допроса и пыток.

            Ходики на стене неторопливо отсчитывали время. Как рефери на ринге. Десять, девять, восемь… Ну, напрягся Севка, давай, дядя, на ремне – кобура. Достал, выстрелил, аут…

            Не получилось.

            – Жаль, что тебя не было в том отряде, – кивнул дядя Яша, и кулаки его разжались. – Как они долго умирали, красные каратели… Брюхо когда распорото – оно долго получается… Один даже просил, чтобы добили… Ползает в пыли, кишки за ним тянутся, а он сапог целует и просит смертушки… Долго просил.

            – Значит, ты выжил, а остальные?

            – Кто как… Кто ушел за кордон, кто тут остался… – младший сержант пожал плечами, погоны выгнулись дугами и опали.

            – А ты, значит, дядя, остался… – со значением протянул Севка. – Значит, жить захотелось…

            – А что – нельзя? – недобро прищурился дядя Яша.

            – Можно, чего там… Если очень хочется… ты, значит, оружие спрятал, в колхоз вступил… Так?

            – Так.

            – И задницы комиссарам лизал… На выборы ходил?

            – Конечно, ходил! – засмеялся Костя. – Он же жить хотел… Он, понимаешь, про гордость да смелость вспоминает, когда можно, когда не слишком опасно. Вон, выше младшего урядника и не выслужился. Что так, дядя? Где широкие лычки и георгиевский бант?

            Лицо дядя Яши, и без того смуглое, налилось кровью и почернело.

            – Сейчас кровь из ушей потечет, – сказал Севка. – Голова лопнет.

            Ему очень хотелось умереть на месте. Разозлить младшего урядника Войска Донского и умереть – чисто, почти без боли и, самое главное, быстро.

            Не так, как умер сегодня младший политрук Зельдович. Политработник и еврей – им занялись первым. И провозились до заката. Только потом начали разговор с Севкой и Костей.

            – Да что ты на них смотришь, дядя Яша? – Грыша дернул кадыком и взял со стола нож. – Кончить их – и делов…

            – Ты, Грыша, как дураком был, так дураком и помрешь, видать, – медленно проговорил дядя Яша.

            Было видно, каких усилий ему стоит загнать злость себе обратно во внутренности.

Быстрый переход