Признаться ли? Эта часть тела не произвела на меня приятного впечатления.

Но, в общем, передо мной лежало преаппетитное создание, и я благословлял провидение, что оно послало такое утешение одинокому бродяге и забулдыге.

Она лежала на моей постели, блестя влажным телом, закинув руки за голову и молча поглядывая на меня глазами, в которых сквозил тупой животный страх.

— Не бойся! — ласково сказал я. — Старина Кранц не сделает тебе зла.

И я прильнул губами к ее полуоткрытым розовым губкам.

Гм… Признаться ли вам: многих женщин мне приходилось целовать на своем веку, но никогда я не чувствовал такого запаха рыбы, как в данном случае. Я люблю запах рыбы — он отдает морем, солью и здоровьем, но я никогда бы не стал целоваться с окунем или карасем.

— Я думаю, — спросил я, нерешительно обнимая ее за талию, — вы питаетесь главным образом рыбой?

— Рыбы… — пролепетала она, щуря свои прекрасные печальные глаза.

— Дай мне рыбы.

— Ты проголодалась, бедняжка? Сейчас, моя малютка, я принесу тебе…

Я достал из ящика, служившего мне буфетом, кусок холодной жареной рыбы и подал ей.

— Ай, — закричала она плаксиво. — Это не рыба. Рыбы-ы… Дай рыбы.

— Милая! — ужаснулся. — Неужели ты ешь сырую рыбу?.. Фи, какая гадость…

Тем не менее пришлось с большими усилиями достать ей живой рыбы…

Как сейчас помню: это были карась и два маленьких пескаря. Она кивнула головой, схватила привычной рукой карася и, откусив ему голову, выплюнула, как обыкновенная женщина — косточку персика.

Тело же карасиное моментально захрустело на ее зубах. Вы морщитесь, господа, но должен сказать правду: пескарей она съела целиком, с головой и внутренностями… Такой уж, видно, у них обычай.

— Воды, — прошептала она своими коралловыми губками. — Воды…

«Беднягу томит жажда», — подумал я.

Принес ей большую глиняную кружку, наполненную водой, и приставил заботливо ко рту.

Но она схватила кружку и, приподнявшись, с видимым удовольствием окатила себя с хвоста до головы водой, после чего рухнула обратно на постель и завизжала от удовольствия.

— Милая, — сухо сказал я. — Нельзя ли без этого? Ты мне испортила всю постель. Как я лягу?

— Воды! — капризно крикнула она.

— Обойдешься и так! Вон вода ручьями течет с постели. Как не стыдно, право.

Действительно, одеяло и подушка были мокрые, хоть выжми, и вода при каждом движении пленницы хлюпала в постели.

— Воды!!

— А чтоб тебя, — прошептал я. — На воду. Мокни! Только уж извини, голубушка… Я рядом с тобой не лягу… Мне вовсе не интересно схватить насморк.

Второй ковш воды успокоил ее. Она улыбнулась, кивнула мне головой и начала шарить в зеленых волосах своими прекрасными круглыми руками.

— Что вы ищете? — спросил я.

Но она уже нашла — гребень. Это был просто обломок рыбьего хребта с костями, в виде зубьев гребня, причем на этих зубьях кое-где рыбье мясо еще не было объедено.

— Неужели ты будешь причесываться этой дрянью? — поморщился я.

Она промолчала и стала причесываться, напевая тихую, жалобную песенку.

Я долго сидел у ее хвоста, слушая странную, тягучую мелодию без слов, потом встал и сказал:

— Песенка хорошая, но мне пора спать. Спокойной ночи.

Лежа навзничь, она смотрела своими печальными глазами в потолок, а ее губки продолжали тянуть одну и ту же несложную мелодию.