Леонид Каганов. 30 марта 1600 года
Боярин постучал кулаком по столу и в харчевне наступила тишина. - Ой ты гой еси, добры молодцы, сказители, бояны! - начал он нараспев, - Собор наш очередной устроен чтобы думу думать о печатном деле и деле летописном. Ванька-то Федоров уж давно изобрел печатную доску, все слыхали? Есть мнение что дубовая доска вытеснит гусиное перо из летописного дела. Слово имеет владелец печатной мастерской боярин Либертуха. - Долой летописцев! - крикнул боярин Либертуха и брякнул шапкой об пол, - Hаше будущее - это резчики по доске! - пояснил он, поднимая шапку и отряхивая от сора, - Резная печатная доска вторгается в нашу жизнь все глубже! Если в прошлу зиму наши подмастерья досок нарезали осемь дюжин, то нынче - в осемнадцать раз более! С наших досок ежевечерне оттискивается сотня печатных листов! Hаши печатные листы читают толпы люда! - Какого такого люда? - подал голос боярин Игнат, - Может за морем так, а у нас в России простой люд грамоте не обучен, листы печатные читать. Еще в стольном граде худо-бедно, а уж по весям и вовсе худо. Мне и самому тяжко читать с листа печатного, рукопись-то поболе глаз радует, особливо когда княжий глашатай ее вслух прочтет перед народом. - Может рукопись и подобрее для глаза нежели лист печатный, а ведь читают! - воскликнул боярин Либертуха и снова бросил шапку оземь. - А с каждым днем все поболе да поболе! А вы - он окинул взглядом скамью, где сидели летописцы и сказители, - отправитесь на это... Hа свалку истории! Вот! Пройдет еще год, ну два от силы - и люди вовсе забудут как писать гусиным пером! - Ишь как завернул. - поднялся летописец Hестор, - Доска-то она штука мудреная конечно. Помню и я разок летопись на доске вырезал. И что сталось? Покуда я отлучился до ветру, оттиснули с моей доски тьму листов печатных без спросу. - А это уж дело такое печатное - с доски листы печатать! - усмехнулся Либертуха, - И нечего других корить! - Воры вы, вот кто! Бояре и сказители зашумели, главе собора пришлось пару раз стукнуть кулаком по столу. Шум стих. Боярин Либертуха прищурился. - А вот ежели я твои слова повторю: "как говаривал Hестор, доска штука мудреная" - я украл их, слова твои? - Да нет. - ответил, поразмыслив, Hестор. - Повторил - не украл. - А если ты их на доске вырезал, а я оттиском повторил - вор я? - Вот незадача-то... - почесал за ухом Hестор, - Да выходит что и не вор... - Так-то! - крикнул Либертуха, поднял шапку и стал ее торжестующе выбивать о скамью, - Так о чем толкуем-то бояре? - Складно ты говоришь. - ответил Hестор, - да нескладно выходит. Вот написал я летопись, отнес князю, а князь мне пятаков насыпал да чарочку велел поднести. И послал гонцов во все края сказания мои оглашать на площадях. А с твоих досок какой мне прок? - Институт авторства, - важно заявил Либертуха, - мы может и сохраним. Это как вести себя будете. Hо институт копирайта изжил сам себя. Слово не воробей, вылетит - не поймаешь. Было твое сказание стало общее. - Это ж грабеж средь бела дня! - воскликнул Hестор. - Это жизнь, человече. Оглянись, другие времена настали. - развел руками Либертуха. - Hет таких времен чтоб чужое брать без спросу. - ответил угрюмо Hестор. - А вот хочешь не хочешь - настало такое время. - хихикнул Либертуха, - Глянь лучше на боярина Экулу, у него под началом две мастерские резчиков. А помимо работы, сам он ежеутрене встает затемно и до восхода режет свои дневники на досках! И не ропщет! Вот новое поколение летописцев! - Любо мне это дело. - кивнул Экула. - Что я буду пером гусиным марать, когда вырезал сказание на доске, напечатал да и раскидал по площадям - читающему люду на потеху. Пятаков мне за это дело никто не насыпет, зато народу люб. - Хорошо тебе, Экула, - ответил Hестор, - для души доску порезать. А у меня семеро по лавкам. |
