|
Однако место это и теперь еще не потеряло живого ужаса — кто-то невидимый поселился здесь. Не тень ли того железного змея из уже давних времен? Не ведаю того. Но только этот сумрачный кто-то сидит и дожидается новой весны, весны грядущей, однако готовой уже стать настоящей. И лишь только первая травка взойдет на сосновых ямах, лишь только слова новые прозвучат над этими ямами, лишь только пробьются из-под земли ландыши с подснежниками, так тотчас же и явится тот невидимый. Ворча неслышно, обойдет он всю землю эту подле просмоленного гнезда, а после этого, хлюпая сапогами, двинется к болотам. Весь мир весне бывает рад. И только болото во все времена года хмуро и мрачно. А там на болоте даже клюквенных зарослей нет, нет там жизни и не было некогда. Призраки и огоньки странствуют там от века, то приближаясь к сосновым ямам, то удаляясь от них на страшную трясину. И невидимый с наступлением весны придет на болото и станет там ночами смотреть на звезды, а днями считать проплывающие облака. Что интересно невидимому? Ему интересно небо. Но не думайте, что ворчащему существу в вечно хлюпающих сапогах хоть сколько-нибудь любопытны звезды или облака. Даже населенное призраками и блуждающими огоньками болото ему не интересно. Много лет назад наглотался он крови белого орла на сосновых ямах близ просмоленного гнезда. И теперь вновь жаждет этой крови. Все годы жил он только тем, что вспоминал этот несравненный вкус, смаковал свое воспоминание и только и делал, что ждал момента, когда же, наконец, белый орел вернется к сосновым ямам. И вот что-то подсказало ворчащему невидимому в хлюпающих сапогах, что этой весной белый орел, переживший смерть и рожденный чудесным образом к новой жизни, вновь вернется сюда. Захочется ему посмотреть на сосновые ямы, на просмоленное гнездо. Захочется вспомнить, как все это было. И напомнить миру о случившемся. Напомнить, чтобы никогда больше в мире ничего подобного не повторялось. И укравший луну захочет быть в эти часы с белым орлом. И небеса, блаженно лаская, понесут белого орла вместе с укравшим луну к этим сосновым ямам, разметавшимся на песке у просмоленного гнезда. Но не дремлет ворчливый невидимый в хлюпающих сапогах — дождался он своего часа в этом смрадном болоте. Видит он в небе белого орла, сопит, хрипит от радости. Танцуют танец смерти болотные огоньки, призраки поют великолепный гимн гибели, равных которому по вселяемому в души страху не найти в веках. И падает в болото белый орел, и гибнет в ужасе укравший луну. И все гибнут. Так суждено от века белому орлу погибать в сосновых ямах близ просмоленного гнезда. Но погибать для того, чтобы раз от раза возрождаться вновь.
Комментарий Рушеля Блаво к восьмой тетради
Заключительное откровение сначала озадачило меня, потому что я решил, что речь в нем идет о событии, которое еще не произошло, но должно случиться. Поэтому в начале анализа я оказался в положении человека, коему предстоит в полной мере проникнуться тяготами расшифровки пророчества с Холма медитаций. Во многом к этому меня толкал год, когда прозвучало это откровение — 2009-й. Неужели уже свершилось? В своем анализе я решил исходить из принципа частотности, благодаря чему пришел к выводу, что нарочито часто в тексте откровения встречаются такие образы: «просмоленное гнездо», «сосновые ямы» и «белый орел». Не буду описывать всех трудностей анализа, занявшего, надо сказать, много времени и отнявшего много сил. Но какое же счастье испытал я, когда все эти образы вдруг выстроились в систему, абсолютно безупречную в своей стройности. И из системы этой разом стало ясно, что то, о чем идет речь в откровении, все-таки свершилось; свершилось совсем недавно, весной 2010-го года. Не буду томить, а поясню основные выводы моего глубокого анализа. «Просмоленное гнездо» — железнодорожная станция Гнездово близ Смоленска. На эту станцию с Запада весной 1940-го года доставляли пленных поляков — офицеров, арестованных на оккупированных Советским Союзом землях восточной Польши. |
