На мужчине были рубашка и брюки, точнее, то, что от них осталось, одежда разрезана на лоскуты, и, к сожалению, не только одежда. Он сам напоминал лоскутное одеяло. Кровавые полосы перемежались с серовато‑бледной кожей.

– Папа! – заорала я, боясь, что рухну в обморок. Отец влетел в гараж, ненароком толкнув мечущуюся у дверей Соньку.

– Что случилось? – испуганно спросил он. Я молча ткнула пальцем в багажник, отец подошел и произнес нараспев: – Твою мать… Откуда это? – Я только глазами хлопнула. – О, черт, – пробормотал он. – Марш из гаража. Принеси мне телефон.

– Папа, я ничего не понимаю.

– Принеси телефон, – повторил он.

За телефоном побежала Сонька. Папа обнял меня за плечи и вывел из гаража.

– Когда ты в последний раз заглядывала в багажник? – спросил он. В голове все путалось, но я понимала, что надо взять себя в руки, и попыталась дышать ровнее, а главное, начала соображать.

– Вчера вечером, когда мы с Сонькой ездили в торговый центр.

– Боже мой, и с этим ты разъезжала по городу…

Тут мне вторично стало нехорошо. Неизвестно, как долго этот изрезанный лежит в моем багажнике, а если бы милиция нас остановила?

Мысль о милиции прочно угнездилась в моем сознании, я была уверена, что отец собирается им звонить, но, когда Сонька вернулась с телефоном, папа набрал номер, и я услышала:

– Вадим, возьми двоих надежных ребят и ко мне. Что случилось? Черт знает что… поторопись.

Вадим приехал через двадцать минут, в это время мы сидели в кухне, Сонька и я пили валерьянку, папа коньяк. То ли нервы у него действительно куда крепче, то ли коньяк успокаивает лучше, но к приезду Вадима отец выглядел внешне спокойным, правда, брови хмурил и рот сурово сжал. Я хотела спросить, почему он не звонит в милицию, но не решилась.

В дом Вадим вошел один, как выяснилось позднее, двое парней, что приехали с ним, остались ждать в машине.

– Взгляни, какой подарок в багажнике дочери, – сказал ему отец, и оба пошли в гараж.

Мы с Сонькой переглянулись и отправились следом, правда, в гараж войти не решились. Вадим заглянул в багажник и присвистнул. Надо сказать, он относился к той категории людей, удивить которых, казалось, невозможно. Невысокий, коренастый, на вид старше своих тридцати пяти лет, он взирал на мир так, словно каждую минуту готовился к какой‑нибудь пакости судьбы. И судьба на пакости не скупилась. По крайней мере, он не раз меня в этом уверял. Теперь я была склонна с ним согласиться.

– Покойничек, – философски изрек он. – Давно лежит?

– Вчера в шесть часов его еще не было, – подала голос Сонька.

– Скорее всего, примерно в это время он и скончался, – кивнул Вадим и перевернул покойника. К счастью, отсюда труп я не видела. – Его резали на куски, а потом пристрелили. Две пули, нет, три, вот здесь, видите?

– Да черт с ними, с пулями, что он делает в машине моей дочери? – спросил отец.

– Вы ведь не ожидаете, что я сразу отвечу на этот вопрос? Будем разбираться… А рожа‑то знакомая… – Вадим нахмурился, разглядывая покойника, потом перевел взгляд на отца. – Физиономии тоже досталось, но узнать можно.

– Кто это? – озадаченно спросил папа.

– Крайнов Петр Алексеевич. Бывший мент, год уже как на пенсии, на момент своей кончины числился в бизнесменах.

– И что, это как‑то объясняет его появление здесь?

– Скорее запутывает. Впрочем, это подождет.