Изменить размер шрифта - +
Я не ошибся — тут присутствовала смерть. Но костлявая появилась здесь еще до меня, сделала свое дело и исчезла, оставив безжизненное тело и не дожидаясь никого больше. Я встал, проверил, хорошо ли задернуты занавески, бесшумно закрыл двери и включил верхнее освещение.

В криминальных романах, как правило, никогда не возникает сомнений относительно точного времени смерти несчастной жертвы, найденной в старинном английском замке. Бегло осмотрев труп и произведя множество псевдомедицинских манипуляций, уважаемый доктор отпускает кисть покойника и внушительно произносит: «Смерть наступила прошлой ночью в одиннадцать часов пятьдесят семь минут» — нечто такое, после чего с пренебрежительной и одновременно снисходительной улыбкой, долженствующей свидетельствовать о его принадлежности к склонной ошибаться человеческой расе, добавляет: «Ну, плюс-минус пара минут». На самом деле — вне страниц криминального романа — даже у очень хорошего врача возникает куча проблем. Вес и сложение покойника, температура помещения и причина смерти — все это и еще многое другое — весьма влияет на степень охлаждения трупа. Короче, момент наступления смерти может быть определен только приблизительно, и приблизительность эта может растянуться на несколько часов.

Поскольку я не врач, а уж тем более не хороший, все, что я мог установить, — человек, сидящий за столом, погиб достаточно давно, чтобы уже наступило трупное окоченение, но не настолько давно, чтобы оно начало исчезать. Он был тверд, как человек, замерзший в сибирской тайге. Смерть наступила много часов назад. Но сколько именно — я не имел ни малейшего представления.

На его манжете было четыре золотых полоски, и это означало, что он был капитаном судна. Но… капитан в каюте радиста? Капитанов не часто можно встретить в каюте радиста, а уж тем более за рабочим столом. Этот сидел на стуле. Затылок его слегка склоненной головы лежал на куртке, висевшей на крюке, вбитом в переборку. Трупное окоченение заставило его застыть в этом положении, но на самом деле, прежде чем оно наступило, он должен был соскользнуть на пол или упасть грудью на стол.

Я не заметил следов насилия, но предположение, что он умер естественной смертью как раз в ту самую минуту, когда решил обороняться с помощью кольта, было бы слишком большой натяжкой и явным издевательством над теорией вероятностей. Так что мне ничего не оставалось, как разглядеть все это внимательней, для чего я попытался приподнять тело. Оно не поддалось. Я повторил попытку, приложив больше силы, и услышал шелест рвущейся материи. Труп неожиданно приподнялся над стулом и упал на стол, направив кольт прямо в потолок.

Теперь-то уж я видел, как именно он умер и почему до сих пор не упал. Капитан был убит с помощью какого-то орудия, до сих пор еще торчащего в его позвоночнике — где-то между шестым и седьмым позвонками. Рукоятка орудия зацепилась за карман висевшей на переборке куртки и удерживала тело в сидячем положении.

Благодаря своей профессии я частенько натыкался на мертвых людей, смерть которых отнюдь не была натуральной. Но мне никогда не приходилось видеть человека, убитого стамеской. Обыкновенной стамеской для работы по дереву с острием шириной тринадцать миллиметров. Только на ее деревянную рукоятку была натянута резиновая ручка от велосипеда, на которой не остается отпечатков пальцев. Острие вошло в тело по крайней мере на десять сантиметров, так что, даже если предположить, что оно было заточено, как бритва, убийца должен был обладать немалой силой. Я попытался вырвать стамеску из тела. Это мне не удалось. Впрочем, в этом не было ничего удивительного: перебитые кости или хрящи часто заклинивают даже простой нож при попытке вынуть его. Я не стал повторять попытку — несомненно, до меня это уже пытался сделать убийца. В конце концов, такую полезную игрушку зря в теле не оставляют. Может, кто-то помешал ему? А может, у него был такой впечатляющий запас этих стамесок, что он мог время от времени позволить себе роскошь оставлять их в чьих-то позвоночниках?

Впрочем, эта стамеска совершенно не была мне нужна.

Быстрый переход