Габриель и проснулся от этого звука.

Он шел не извне, а рождался в голове самого мальчика; шрр-шрр-шшшррр — от висков к затылку, и снова к вискам. Трясти головой бесполезно, подпрыгивать (в надежде, что проклятое «шрр» выскочит) — тоже. Габриель пробовал читать, но не понимал из прочитанного ни строчки. Пробовал разговаривать с мамой и даже с отцом, но не слышал их голоса. Отчаявшись, он отправился в парк, где накануне оставил котенка, — вот когда скрежет и царапанье проявили себя в полной мере!.. Они стали просто невыносимыми, почти как Мария-Христина с ее вечными подколками и шуточками про недоумка. Но стоило Габриелю приблизиться к месту расправы, как все разом стихло.

Он не нашел тела. Только с десяток камней у ограды — относительно чистых, без отметин крови и шерсти. Никаких особенных следов не было и на земле, значит, он не ошибся и все понял про хитреца-котенка.

Не ошибся!..

А ко сну можно приспособиться, чтобы он не доставлял неприятностей. Наверное, так и произошло: Габриель приспособился. Во сне котенок продолжал оставаться мертвым, но при этом шерсть его не тускнела, наоборот — лоснилась и становилась все гуще. Во сне над котенком сияло солнце, а дождь (если случался дождь) проходил стороной. Кажется, там еще были птицы, малютки-сверчки и густые заросли кошачьей мяты — лучшего места придумать невозможно.

Котенок не страдает — значит, и Габриель не должен страдать.

Он должен успокоиться насчет пенопласта, насчет занозы в пятке: занозы этой разновидности не выходят наружу. Через слои эпидермиса они проникают все глубже, ныряют в кровоток и, попутешествовав, прибиваются к сердцу.

Чтобы остаться там навсегда.

Сердце Габриеля все-таки щемило, иначе зачем бы он рассказал о котенке полузнакомой Фэл?

… — Он, кажется, умер.

— Ты точно знаешь это? Ты видел его мертвым?

— Нет, но…

— Вот что ты должен запомнить, малыш: кошки — очень живучие существа. Даже если кошка выпадет из окна какого-нибудь верхнего этажа — она останется жива.

— Почему?

— Потому что кошки так устроены. Они гибкие. Они умеют собраться в самый последний момент. Врасплох их не застанешь. У меня было несколько знакомых кошек, с которыми случались подобные казусы… Я имею в виду падение с высоты.

— И?..

— Никто из них не разбился. Все они прожили долгую счастливую жизнь.

— И сейчас живут?

— И сейчас.

— Значит, мой котенок…

— С ним все в порядке, поверь.

Это именно то, что хочет слышать Габриель. Голос Фэл такой же мягкий и прохладный, как и ладони, которыми она обнимает его за плечи. Голос Фэл струится подобно водопаду, под него просто необходимо встать, чтобы ловить капли пересохшими губами. Габриелю хочется плакать, но больше — смеяться: смех облегчения, вот как это называется. До чего же замечательно, что появился кто-то, кто снял с Габриеля всякую ответственность, утешил его и успокоил.

В знак благодарности Габриель просит Фэл рассказать о пульсарах: они много сложнее, чем ему представлялось, не косматые и не хвостатые.

Фэл изо всех сил старается быть понятной и доступной, «пульсары — это космические источники импульсного электромагнитного излучения, — говорит она, — большинство пульсаров излучает в радиодиапазоне от метровых до сантиметровых волн».

Радиопульсары отождествляются с быстро вращающимися нейтронными звездами.

И еще что-то про оптический, рентгеновский и гамма-диапазон и про конус, в котором генерируется излучение.

— Пульсары — самая интересная вещь на свете, — не слишком уверенно заявляет Фэл.