Так что Ирину я притормозил, но пообещал, что поговорю обязательно.

И вот сейчас я слушал, как Астарота разрывает от возмущения, и мысленно выписал себе благодарность с занесением в личное дело. Хорошо, что прямо в театре не позволил сказать. А то этот скандал разразился бы прямо там, на сцене.

— Нда, придется идти долгим путем, — пробормотал я. — Привези мне, папенька, цветочек аленький.

— Что? — встрепенулся Бельфегор.

— Да ничего, анекдот просто вспомнил, — усмехнулся я. — Астарот, да забей уже. Ну, нет так нет. Считай, что я вам просто как прикол рассказал.

— Что значит прикол? — взвился наш фронтмен. — То есть, этой телевизионной телке мы вот такими кажемся? Смешными, да? Хиханьки, да?

«Если бы ты себя сейчас со стороны видел, то тоже бы поржал», — подумал я. Но сказал другое, ясен пень.

— Это ее работа, Астарот, забей, — я хлопнул его по плечу. — Вообще мы тут для другого собрались. У нас через примерно десять дней концерт в военном училище. Стильный, модный, новогодний. И нам бы с вами программу для него составить.

Астарот некоторое время молчал, сжимая и разжимая кулаки. Прямо по лицу было видно, с каким трудом у него получается свернуть с кипящего возмущения в рабочий режим. Но все-таки удавалось. Пунцовые щеки постепенно становились нормального цвета, дыхание переставало напоминать шипение парового котла, и молнии из глаз становились все менее ослепительными.

— Мы же подобрали ту песню «Нирваны» уже, — осторожно проговорил Кирилл. — Давайте сыграем?

Мои «Ангелочки» взялись за инструменты. Я сел на стол и откинулся спиной на стену. Да уж, пожалуй, убедить Астарота сниматься в рекламе будет тем еще квестом. Прямо ломать об колено понадобится нашего фронтмена.

Зазвучала песня. Не так плохо, как я опасался. Во всяком случае, мотив узнаваем. Астарот поднес микрофон ко рту и запел. Типа на английском… И вот тут-то мои уши чуть не свернулись в трубочку. Акцент был настолько рязанским, что им нужно было не демонические костюмы свои носить, а косоворотку. И гвоздичку