— Спасибо, Сэнсэй! Да, обязательно! Скорее бы! А может к нам на гастроли? — вразнобой загалдели «ангелочки».

Я выключил громкую связь, поднес трубку к уху и вышел из своей комнаты в прихожую.

— Все, теперь мы одни, — сказал я. — Продолжай.

— Значит так, Велиал, — деловито сказал Сэнсэй. — Я вас подписал под мою ответственность, что, мол, я вас знаю, и вы просто отвал башки, просто молодые, и вас никто не знает. Так что ты там своих ребятишек заставь репетировать как не в себя, все-таки вы с серьезными ребятами на сцену будете выходить. Лады?

— Заметано, — сказал я. — Буду как сержант морской пехоты у них над душой стоять.

— Гут, — Сэнсэй усмехнулся. — Тогда я тебе пришлю почтой всякую бюрократию, ты мне только адрес продиктуй.

Не задумываясь, я продиктовал адрес родительской квартиры. Там письмо точно никуда не потеряется, родители выписывали много всякой прессы, так что ящик проверяли ежедневно. А насчет этого адреса я вообще не был уверен, что у меня ключ от ящика есть.

— Тогда прямо завтра с утра я догуляю до почты и все тебе вышлю, — сказал Сэнсэй. — И от себя пару строчек там черкану еще, чтобы ты понял, что там как.

— Лады, — сказал я.

— Ну и насчет денег еще… — с заминкой сказал Сэнсэй.

— Даже не грей голову, мы заработаем, — быстро ответил я. — Я же понимаю, что это не просто развлекательная поездка, а, можно сказать, инвестиции. Окно в Европу, мать его. Так что пошевелим батонами, извернемся, но бабок добудем. На крайняк, займем. Такой шанс просрать из-за каких-то там презренных бумажек — это будет по меньшей мере тупо.

— Ладно, теперь я и правда спокоен, — сказал Сэнсэй. — И рад, что ты все понимаешь.

— Слушай, я бы пообещал тебе ответную услугу, на такой царский подгон, но сам понимаешь… — я засмеялся. — Ну, то есть, спасибище тебе огромное за доверие, я прямо изо всех сил счастлив, только не могу представить, чем мы тебе можем… Так скажем, отдарить.

— Живы будем, сочтемся, — проговорил Сэнсэй. — Никто же не знает, как сложится судьба…

Все-таки, хороший человек Сэнсэй. Хуже всего, когда человек оказывает тебе услугу и кокетливо махает ручкой, мол «забей, мне ничего не надо, твоя улыбка — лучшая награда!» Обычно это означает, что такой трындеж в дальнейшем тебе будут до самой смерти припоминать. А Сэнсэй при всей своей «не-от-мира-сегошности» был все-таки деловым человеком.

— Не забивай пока голову, — сказал он. — Сейчас для вас главное — репетиции. Можешь считать, что я деньги поставил на то, что вы там зал порвете, сечешь?

* * *

Когда я вернулся в комнату, там, ясен пень, стоял галдеж. «Ангелочки», наперебой, предлагали планы по зарабатыванию денег, один другого развесистее, Жан с Ириной бодро строили планы составить нам компанию. Потому как Жану, конечно же, требовался репортаж для его журнала о том, как новокиневская рок-группа, да еще и с обложки первого номера «Африки» покоряет сцены культурной столицы, Лариска просто подхватила общий ажиотаж, а Наташа что-то деловито строчила в блокноте. По всей видимости, вносила событие в анналы, чтобы утром не позабыть произошедшее. А то мало ли, как бывает…

— Ну что, братишки и сестренки, считаем это хорошим знаком для новоселья, ведь так? — сказал я, широко улыбаясь.

— У меня аж коленки трясутся, я даже не верю, что это на самом деле происходит! — заявил Бельфегор.